Владимир Вертлиб - Остановки в пути

Мои родители уже знают, что я хожу в библиотеку. Вскоре после того как мы к Фишлерам переехали, я им сам рассказал, умолчал только, само собой, про поддельный номер социального страхования и поддельную отцовскую подпись.

— А разве это не запрещено? Разве можно просто так на улицу выйти и демонстрацию устроить? — вдруг вопрошает дедушка. — А то еще арестуют…

— Мы не в Союзе! — отвечают все хором.

— Ах, да! — дедушка ударяет себя ладонью по лбу и принимается набивать трубку.

Отец продолжает размышлять вслух:

— Есть еще одна возможность: просто собрать чемоданы, доехать до Нью-Гемпшира или Вермонта и нелегально перейти канадскую границу. Канада по сравнению с США — страна более либеральная, более европейская. Власти там терпимее. Может, там больше повезет.

На сей раз даже Людмила высовывается из-за кульмана:

— Я бы не хотела вмешиваться не в свое дело, — робко произносит она, — но, по-моему, это не очень разумно.

А мама, подумав, добавляет:

— Если бы нас застрелили канадские пограничники, то наша безумная одиссея закончилась бы вполне логично.

— На канадской границе не стреляют, — вставляю я.

— На любой границе стреляют, — возражает дедушка. — Страна, которая не охраняет свои границы, сама себя не уважает.

Прежде чем отец успевает что-то ответить, Людмила внезапно выхватывает откуда-то листок бумаги, исписанный синей пастой.

— Да, совсем забыла, мы же письмо от Алекса из Мадди-Корнер [50] Говорящее название, «грязная дыра» (англ.) . получили. Я как раз вам хотела прочитать.

Мадди-Корнер — местечко у подножия Аппалачей в Северной Каролине. Алекс уже две недели там, в лагере для новобранцев.

«Дорогие родители, дорогой дедушка! — начинает Людмила, а отец тем временем в изнеможении опускается на диван рядом с мамой. — Я уже десять дней прохожу курс молодого бойца. У меня все окей, так что обо мне не беспокойтесь. Довольствие что надо, товарищи — хорошие парни, офицеры — джентльмены. Спим мы в казарме в общей спальне на пятьдесят человек. Это воспитывает чувство общности и взаимоуважение. Компания у нас подобралась разношерстная. Дуайт, например, из семьи бизнесмена, родом из Сакраменто, из Калифорнии, колледж окончил. А Боб, парень из Айдахо, ни читать, ни писать не умеет, а когда мы рассказываем анекдоты, чаще всего ни фига не понимает. Правда, поначалу у меня с некоторыми проблемы были. Один меня даже обругал "коммунистом чертовым", а все потому, что я из России. Я попытался ему втолковать, что я противник режима и эмигрант, но он таких слов не знал. Но скоро меня оставили в покое, потому что меня взял под свое покровительство наш инструктор, сержант Бромли. "Слушайте, задницы, — объявил он, — этот Фишлер — русский еврей. У меня среди новобранцев еще никогда еврея не было, тем более из России. Кто его хоть пальцем тронет, будет иметь дело со мной". Я вообще здесь, в лагере, что-то вроде знаменитости. Даже начальник КМБ, генерал Томас Арнольд, на первом же построении специально пожал мне руку и произнес: "Думаю, вы больше, чем кто-либо из новобранцев понимаете, что Россия — империя зла. Убежден, вы станете хорошим солдатом". Я страшно гордился, ну как же, генерал лично меня похвалил.

Распорядок, конечно, суровый. В шесть подъем, на завтрак отводится десять минут, чтобы в туалет сходить — тридцать секунд. Потом утренняя пробежка, пять миль, потом подготовка с оружием, стрельбы, рукопашный бой. Больше ничего сказать не могу — военная тайна, сами понимаете. В двенадцать обед, потом теоретические занятия в аудиториях, изучение тактики ведения боя. В семь ужин, потом мы свободны. Ну, еще форму в порядок приводим, автоматы. По вечерам в карты играем или болтаем, если еще остаются силы. Но вообще ко всему этому быстро привыкаешь. А самые сложные испытания у нас еще впереди. Через месяц — прыжки с парашютом, а в конце КМБ — учебноя газовая атака. Тогда нас всех загонят в газовую камеру…»

Людмила откладывает письмо и вытирает глаза бумажным платочком.

— Бедный мальчик, — рыдает она. — Бедный мальчик!

Пятого октября восемьдесят первого года нам с родителями ровно в семь утра предстоит явиться в приемную Иммиграционной службы. Нас «возьмут под стражу», как это называется в официальных бумагах, доставят в аэропорт и посадят в самолет, вылетающий в Австрию. Мы уже собрали вещи, Людмила уже приготовила нам в дорогу домашний пирог, бутерброды с маслом, сыром, колбасой и джемом и прочувствованную напутственную речь. Натан предложил маме денег, но она отказалась.