Вероника Черных - Иллюзии ночей

По горячему песку неровно ступал загорелый черноволосый мужчина с палкой. Он хромал на ногу, голень которой наполовину была когда-то вырезана до кости. Страшная рана зажила, но выглядела так же страшно, как рисовалась в воображении свежей.

Девочка-крохотуля отчаянно рыдала и тянула руки к морю, когда родители отводили её от воды к циновке, чтобы лапатулечка прогрелась на солнышке. Лапатуля ни за что не желала расставаться с никогда не устающей и не ломающейся, вечно живой игрушкой – волной.

Другая девчушка бегала за волной – то за ускользающей от неё, то от настигающей её пухленькие ножки.

Мальчуган ревел на руках папы, не желая слезать в непонятную колышущуюся стихию – наверняка холодную и опасную.

А другой рвал маму за руку, утягивая туда, куда спешат возвратиться волны.

Старик всё подмечал и всё бормотал себе под нос, в растрёпанную бороду.

Гена Бялик окунулся, чтобы не перегреться, и снова принялся следить за «чудиком», безкорыстно убирающего за гадящими на пляже людьми. Зачем ему это надо? Правда, чудик какой-то…

А тот прошёл полосу людного пляжа и остановился там, где народ почти не было. Присел у кромки прибоя и принялся что-то чертить на песке найденной рядом чёрной палочкой. Волна смывала знак, но старик чертил и чертил снова, бормоча и бормоча что-то в бороду.

Гена, не скрываясь и любопытствуя, встал возле него. Увидев знак, который писал старый чудик, он дёрнул бровями и тихо присвистнул. Старик не оглянулся, поглощённый своим занятием. Он чертил чёрной палочкой православный крест с косой перекладиной на ножке, приговаривая:

– Господи Иисусе Христе, Сыне Юожий, спаси и помилуй нас, грешных. Помоги, святый ангеле мой хранителю окаянныя души моея. Укрепи руку мою, уста мои, разум мой, чтоб не чуял я усталости, взывая к Богу своему! Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных… Помоги, святый ангеле…

Широкое покрывало волны, подождав, когда старик начертит полностью кре5ст, деликатно стирала его, будто ластиком подготавливая новый лист для крестописца, и старик без малейшего нетерпения вновь проводил на песке прямые линии. Гена в недоумении понаблюдал, послушал и, в конце концов, пожал красными плечами.

– Во чудик, точно. Зачем на песке кресты малевать?

Отважился, спросил у деда:

– А зачем вы это?

И на песок указал. Старик словно не слышал. Гена присел рядом, заглянул ему в лицо.

– Вы зачем на песке крест рисуете? – громче спросил он. – Всё равно ж смывает.

Старик дождался тоненькой округлой волны, стёршей крест, написал его снова. Гена дёрнул губами и нахмурился: его не замечают? Его, начальника отдела обслуживания населения ОАО «ОваБанк»?!

– Я ж тебя спрашиваю, дед! Не слышишь, глухой, что ли? Эй!

Он ткнул старика пальцем в плечо, и тот, вздрогнув, обернулся. Чертимый при этом крест нарисовался кривым, но его тут же смыло волной. Яркие голубые глаза воззрились на Гену, и он вдруг понял, что старик его действительно не слышал, поглощённый странным своим незамысловатым делом.

– Чего говоришь? – растерянно спросил он.

– Говорю – зачем кресты на песке малюешь?

Гена Бялик едва не взорвался. Старик хлопнул глазами.

– Крест-то? – сказал он и улыбнулся всеми своими морщинами и морщинками. – Вот, видишь, малюю… Бога прошу.

– О чём просишь? – допытывался Бялик.

– Так, видишь, беды сколько…

– Где?

– Здесь, в песках… у моря.

Бялик пожал плечами.

– Веришь, что ли, что море перестанет пожирать?

Старик отвернулся и продолжил творить на песке крест.

– Верю, – подтвердил он серьёзно.

И Гене почудилось, будто волна, раз за разом смывая изображение креста, уносит его в свои глубины, наполняется им, освящается и… утихает.

Утихает разъярённость моря, его обида на людскую небрежность, боль от ран, нанесённых человеком за последнее техническое столетие, возомнившего, что материя первична, а дух вторичен.

Гена проморгался. Что за идиотские мысли лезут в голову? Он же отдыхает! Ему загорать, купаться и выпивать положено, а он за сумасшедшим чудиком гоняется! Не дурак ли? Он поднялся и вернулся по кромке моря к жене, едва найдя её среди голых тел. Лена спала, и Гена, забоявшись, что она вконец сгорит на солнце, растолкал её.

– Пойдём купаться! Я аж взмок весь!

Лена заморгала сонными глазами.

– Чего кричишь? Пойдём.

Море, у берегов заполненное зелёными пушистыми водорослями, тёплое и пытающееся избавиться от брошенного в него мусора, принял их, тем ни менее, покорно и охладило поджаренные тела.