Питер Леренджис - Наблюдатели

Они открыли дверь и скрылись в лаборатории.

Сэм, не торопясь, вышел из своего укрытия и подошел поближе.

«Он слишком чувствительный?»

Из-за двери послышался приглушенный голос мистера Хьюза:

— Все в порядке?

— Да, — ответил голос, который звал на помощь.

Голос был совсем юный. Его ровесника.

Сэм почти приник к двери, но голоса было трудно разобрать.

— Что случилось? — спросила миссис Хьюз.

— Кто-то… пытался проникнуть… в окно, — ответил тот же голос.

Я знаю этот голос.

— Никого в окне нет, — сказал мистер Хьюз.

Миссис Хьюз вздохнула:

— Это, наверно, воробей. Такое уже бывало.

— Может, сделать так, чтоб он молчал?

Сэм оцепенел.

— Я тебе уже об этом говорила, — все тем же раздраженным голосом проговорила миссис Хьюз. — Но ты же не слушаешь.

— Ладно. Я все сделаю. Он больше не произнесет ни звука, пока нам не понадобится.

Что?

Сэм согнулся в три погибели, превратившись в шар. В голове у него все смешалось, и ему стало страшно. На сей раз это была не головная боль и не распухшая челюсть. Это был глухой звук, словно что-то пробили.

А потом полная тишина после того, как родители удалились из лаборатории.

Узник.

У мамы с папой там узник.

Был.

ЕСТЬ. Не смотри так мрачно. Он жив, понятно?

ЧТО СЕЙЧАС ПРОИЗОШЛО?

Сэм сидел в своем укрытии, внимательно прислушиваясь.

Родители удалялись по коридору, переговариваясь приглушенными голосами.

Голова у Сэма буквально раскалывалась. Он пытался сосредоточиться.

Что папа имел в виду под словом «все сделать»?

Заставить замолчать? Вылечить? Исправить? Убить?

Они ученые. Он шпион. Он политический узник.

Так вот что за «государственный спецзаказ»?

Да нет! Ерунда какая-то. Полная чушь.

Мама и папа хорошие люди. Это вне сомнения. У них, конечно, есть недостатки. Они слишком много работают и слишком мало внимания уделяют своему сыну. Мама спокойная, скрытная, ее не легко понять. Папа рассеянный чудак: до этого Тюринг-Дугласовского проекта он не удерживался ни на одной работе. Но он не способен совершить зло. Они оба по натуре добродушные и заботливые.

Но разве не так говорят в последних известиях о пойманном убийце? «Мы бы ни за что не подумали. Такой нормальный, добрый и отзывчивый человек…»

Сэм тряхнул головой. Мама и папа — ученые до мозга костей. Они ни о чем не думают, кроме искусственного интеллекта.

Для всех ребят в школе «искусственный интеллект» означало киборгов и роботов и…

О чем это говорила Джейми? Задвинутая Джейми, которая убивала своих Барби в «трагической автодорожной катастрофе» и потом устраивала им пышные похороны?

Человекоподобные, составленные из разных донорских органов, запертые в подземных логовах — вот как она представляла, чем занимаются в лабораториях в «Тюринг-Дуглас».

Смех и только!

А может, не такой уж и смех?

Сэм двинулся по коридору. На цыпочках. Медленно, потому что от каждого резкого движения голова готова была расколоться.

Дверь в лабораторию № 6 была плотно прикрыта. Он попытался повернуть ручку на случай, если отец по рассеянности забыл закрыть дверь на замок, что было бы вполне в его духе.

Дверь была плотно закрыта.

Сэм легонечко постучал. Потом громче.

— Эй, — шепотом позвал он, — кто-нибудь есть?

Ни ответа, ни привета.

Он налег на дверь плечом и толкнул ее.

Ой!

Боль невыносимая. В челюсти. И в голове.

На вторую попытку он не отважился. Еще один толчок — и мозги у него из ушей полезут. Растекутся по двери, а его бездыханный труп так и будет лежать на пороге.

Надо убираться отсюда. И что дальше? Звать на помощь? Просить кого-то? «Господин офицер, мои родители тут проводят эксперимент над каким-то типом, которого они держат взаперти в лаборатории». Так, что ли?

Уйти и все тут.

Сэм побежал вниз по коридору. Снова вверх. На улицу. Стиснув зубы, он старался сдерживать боль. Он знал, что если малейший звук вырвется из его губ, малейший…

Держись!

Но вдруг он потерял всякий контроль над собой. Он застонал, и стоны превратились в один непрекращающийся вопль, будто это циркулярка воет и воет… Одно слово настойчиво вырывалось из него, смысла его он не понимал и понять не пытался. Он словно исторгал из себя яд, и чем пронзительнее он выкрикивал его, тем больше шансов было выдержать эту пытку, эту боль, которая ослепляла его, когда он бежал по пустынным жутким улочкам прочь от этого здания, прочь, прочь…