Питер Леренджис - Наблюдатели

— Аааах…

Я, это мой голос, что-то лежит у меня на животе (оставьте меня в покое!), и я чувствую, как какая-то сила вырывает меня из моего сна, а я хочу, чтобы он вернулся, та часть его, где о дедушке Чайлдерсе, который где-то в другом месте и там счастлив…

— Рейчел, все будет в порядке.

Сон развеялся, как пепел по ветру.

Я жива.

Я сижу на чем-то твердом.

Сильные руки укачивают меня, закутанную в непромокаемый плащ.

Я попыталась взглянуть на своего спасителя, но порыв ветра бросил мне в лицо пригоршню брызг.

Но я его и без того узнала.

Жесткая седая борода. Обветренное лицо. Холодные серо-голубые глаза.

— Дедушка Чайлдерс?

— Держись, малышка.

Он!

Нет. Не он.

Это только похоже на него. Говорит его голосом.

— Спасибо, — проговорила я, вся дрожа.

— Как тебя зовут? — спросил старик.

— Рейчел Чайлдерс. А тебя?

Он улыбнулся:

— Люди называют меня Шкипером.

Я отшатнулась:

— Ты Шкипер?

О, нет!

Только не это.

Я приготовилась прыгать.

Чтобы снова добраться до облачной стены.

Только у меня больше не было ни сил, ни желания.

Я не могла удержать слезы. Они текли по щекам, смешиваясь с холодным дождем.

Он получил меня. Они получили меня. Я одна из них. На всю жизнь.

Шкипер нагнулся и поднял стоявшую у него между ног сумку из мешковины.

— Будь добра, верни это владельцу. Ему это, полагаю, пригодится.

Он протянул мне сумку, и я взяла ее.

— Кто… где?..

— Шшшшш… — Старик ласково приложил палец к моим губам. — Иди. Лодка перевезет тебя на ту сторону.

— Но… остров… все тамошние жители…

— Я сам позабочусь о них. — Старик улыбнулся. — А всем скажи, что с Кламсоном Чайлдерсом все в порядке.

С Кламсоном Чайлдерсом?

Не сказав больше ни слова, Шкипер перевалил через борт.

— Подожди! — крикнула я. — Куда ты?

— Держи левее! — послышался голос Шкипера. — И ты пройдешь!

Он повернул вспять и, энергично взмахивая руками, поплыл в сторону Онирона.

И тут же исчез в обхватившем его тумане.

Я осталась одна.

Спасенная Кламсоном Чайлдерсом. Первым.

Моим прапрадедушкой.

Капитаном яхты, которая совершала тот круиз в день рождения дедушки Чайлдерса.

Шкипером.

Я открыла мешок.

Там лежал мокрый и помятый белый кролик.

Пушок.

Я сунула его обратно в мешок и аккуратно положила под скамейку.

А потом взялась за весла и стала грести.

Держась левее.

Я пыталась грести к берегу.

Но не могла.

Руки меня не слушались.

В предрассветных сумерках Несконсет выглядел как на старинной черно-белой фотографии — серебристый и безмятежный. Лодка двигалась вперед по инерции, разрезая стеклянную гладь моря. За спиной остатки облачной стены развеивались и уносились ввысь.

Дом.

Само слово звучало сладко, но не имело реального смысла. Подобно красивой песне на неведомом языке.

Еще совсем недавно я только о доме и мечтала.

Еще совсем недавно я только туда и рвалась. Чистый инстинкт самосохранения.

Но вот я спасена.

И теперь мне есть о чем подумать.

Они мертвы. Все до одного.

Вес. Мери-Элизабет. Карбо. Мой собственный предок.

Я убила их.

Послышался слабый звук мотора, переросший в рокот. Два катера морской полиции и службы спасения мчались ко мне, высвечивая дорожки яркими прожекторами.

Но я не чувствовала себя спасенной и счастливой.

Я почти ничего не соображала.

Через мгновение все кончится.

Как это? Что чувствуют в момент конца света?

Это что-то яростное и громоподобное. Как взрыв атомной бомбы? Или это происходит мгновенно и незаметно, подобно росе, исчезающей при первых лучах восходящего солнца?

Кричат ли они от ужаса? Услышу ли я их стоны?

Последние минуты я совсем не помню.

Брошенный канат. Какие-то люди перелезают в мою шлюпку.

Руки. Вопросы. Суета.

Когда мы прибыли к причалу, я увидела маму, папу и Сета. Глаза у всех были покрасневшие, лица осунувшиеся. Я упала в их объятия.

Мы стояли и обнимали друг друга.

Я пыталась вспомнить, когда мы все последний раз обнимались. Мне тогда было лет восемь, наверное. Повод не помню, только ощущение. Такое же, вероятно, замечательное, как и в тринадцать.

Это теплое чувство проникло в мою душу и растопило ледяную дамбу, которую я там выстроила. И из глубины сердца вырвались счастье и боль, вина и страх, и неподдельный ужас, соединяясь в потоке несдерживаемых слез.