Уилл Селф - Как живут мертвецы

А знаете, дорогая муму, голубчик Ра, что, — пока вы толкаете меня взад и вперед, — напоминает мне Купол с его дешевым воплощением технологически продвинутого будущего, которое, как известно, никогда не наступит? Напоминает другое время и другое место, где, после того, как было удалено 6 700 ООО кубических ярдов всякого мусора, стало возможно построение завтрашнего мира. Напоминает о конусообразной колонне высотой в семьсот футов, символизирующей предел, и двухсотфутовом стальном шаре, символизирующем беспредельность. Напоминает мне о Хеликлайн, о пандусе, связывавшем их, и об огромном кассовом аппарате, который просчитывал число посетителей. Напоминает о гигантской пудренице, в виде которой был построен павильон женской косметики, и об огромной электронной лампе — павильоне «Рэдио корпорейшн оф Америка». Напоминает, как Льюис Мамфорд сказал в 1939, что Всемирная ярмарка демонстрирует «скучную и неубедительную веру в триумф современной индустрии».

Ох это будущее — оно всегда, как назло, соотнесено с определенным временем. Для вас, для меня, для всех нас. Если бы только найти способ от него ускользнуть.

Я отправилась искать Фар Лапа, обсудить с ним это не слишком приятное возвращение. В городе я появляюсь не часто, но тут решилась приехать. Хотя после смерти регулярно посещаю Галерею Куртолда. В галерее — в то время занимавшей несколько флигелей на задах Гауэр — стрит — было темновато, и это придавало мне уверенности. Освещение в залах, если принять во внимание ценность выставленных там полотен, никуда не годилось, и посетители ориентировались по скрипу половиц. Я предпочитала концерты в Уигмор-Холле, и с сожалением вспоминала времена, когда там пахло деттолом. Избегая больших галерей и шумных сборищ, обходя стороной широкие эспланады, я бродила по змеившимся проулкам и дворам диккенсовского Лондона, куда не заглядывает солнце, где облупленные кирпичи сочатся голубиным пометом, а уродливые выступы покрыты копотью. Смысл похода в «Селфриджес» [41] Крупнейший универмаг на Оксфорд-стрит. был в том, что там не продавали «ВН».

Но даже я, идя своим призрачным путем, начала замечать перемены: современность билась в скрипучих сочленениях города, словно пластиковые бедра в скрученной артритом старухе. Кричащие бутики и безвкусные закусочные открывались десятками. По пахнущим мочой проходам, с сияющими сквозь темноту алюминиевыми фасадами, между кучами дерьма пробирались редкие проститутки, чтобы склонить голову на мягкий, как подушка, хлеб «чиабатта» и хлебнуть пенистого капуччино. Конечно, тем из нас, кто раньше имел привычку здесь бывать, все это давно знакомо. Кофейни и специализированные рестораны, наркотики и полуодетые девицы, туристы и тяжелый труд, гомосексуалисты и профессиональные игроки на скачках.

Оказалось, существует не менее тринадцати филиалов «Нигде», австралийского специализированного ресторана. Три в Квадратной миле лондонского Сити, три в Уэст-Энде, еще пять — в пригородах, но ни один из них не был указан в телефонной книге. Легко себе представить успех затеи Фар Лапа. Идея «Нигде» отвечала тайным порокам горожан: склонности к дешевому шовинизму в сочетании с желанием безоговорочно принять туземные обычаи. К тому же добраться до нужного места было сложно. Филиалы «Нигде» не упоминались в телефонной книге, а Фар Лап и его партнеры не позволяли вносить их в ресторанный гид или в туристический путеводитель. Чтобы обнаружить «Нигде», необходимо было знать кого-то, кто там бывал, иначе пришлось бы обходить пешком малонаселенные районы Лондона. Это — в глазах людей пресыщенных — делало «Нигде» подлинным воплощением традиционных народных обычаев в городской среде. Вы могли поесть в «Нигде», только если обладали тайным знанием или были готовы во что бы то ни стало разыскать ресторан.

«Нигде» к тому же бывали разных категорий. Декор большинства основных заведений напоминал пересохшее дно реки Тодд в Алис-Спрингс в жаркий летний полдень. Черная тень контрастировала с невыносимо слепящим светом. Груды пустых консервных банок и разбитых бутылок. Масса выпивки. Очень мало еды. Продвигаясь по иерархии «Нигде», вы уходили все дальше — фигурально выражаясь — в глубь пустыни центральных районов Австралии. Официанты сбрасывали с себя все больше одежек из «К-Март» и оказывались разрисованными охрой, они записывали заказы на плоской овальной пластине, подобной чуринге, и демонстрировали свои гениталии в кожаных мешочках. Белые парни из колледжей Перта, Мельбурна и Брисбена, которых нанял Фар Лап, более надежные, чем аборигены, да и произношение у них, во всяком случае, было подлинным.