Джо Мино - Сделай погромче

Вот тогда я начал думать. Он всегда будет в состоянии надрать мне задницу — даже через сто лет, наверное. Я никогда не смогу до него добраться. Я никогда не смогу дать ему понять, что я не какой-то там слабак, хренова цель для плевков, что я человек, понимаете, что со мной надо считаться. Но потом я подумал, может, так и надо. Может, я только зря потрачу время, пытаясь что-то доказать ему, в смысле, он был тем, кем был, понимаете. Такой вот он был человек, и что я мог изменить? Вот тогда я задумался: я по-настоящему задумался.

У меня появилась идея вешать на его ящик большие картинки с котятами. В тот день я спустился в библиотеку и прочесал весь каталог, и мне повезло, потому что там была книга под названием «Котята», хотя если честно — Откуда? Откуда в католической школе для мальчиков могла быть книга под названием «Котята»? Я не знал, и мне было все равно. Но я устремился к полкам, нашел книгу, укрылся в самом дальнем углу и стал выдирать из нее страницы. Я взял ручку и маркер и стал пририсовывать котятам пузыри с посланиями, как в комиксах, и они как бы говорили: «Джон мой друг» и «Джон никогда не забывает покормить меня», и «Джон чешет мне за ушком», и я чуть не писался от смеха, сочиняя все это. Я вырвал еще несколько страниц, где реплики котят становились уже более философскими, типа: «Будь милым, Джон, как я, милый котенок», и «Если ты делаешь людям больно, мне хочется плакать» — и я подрисовал слезу у котенка под глазом, и — лучшее мое творение — на фотографии с пятнадцатью белыми пушистыми котятами я написал: «Каждый раз, когда ты бьешь кого-то, Джон, один из нас умирает».

Затем, все еще смеясь, я вышел из библиотеки и прилепил одну из фоток к двери его шкафчика, всего лишь одну, с котенком, спящим у клубка красной пряжи, где было написано: «Джон мой друг». Я хотел дождаться его реакции, но решил, что лучше убраться, а то, не дай бог, он меня заметит.

Это стало моей фишкой — на весь оставшийся учебный год. На всех переменах я приклеивал фотки котят, щенков, пони и тюленят к шкафчику Джона Макданны, надеясь, что это хоть как-то заставит его задуматься, понимаете. Но на самом деле, наверное, на самом деле, я делал это ради себя.

После школы я сидел на капоте «эскорта», а Ким и Гретхен курили. Гретхен вела себя так, будто все круто и ничего такого не случалось, и я повторял за ней. Скрестив руки на груди, притворялся, что я в отличном настроении, даже курил, чтобы показать, как все распрекрасно.

— Ну так, Брайан, что там с танцами? — спросила Ким, выдувая мне хренов дым прямо в лицо. В ее огромных очках от солнца я видел собственное отражение. — Ты все еще собираешься туда?

— Не знаю. Наверное. Только я так и не нашел, с кем пойти, — сказал я.

— Ты что, правда собираешься? — спросила Ким.

— На танцы? Ну да, с нашими танцами все в порядке. Это у выпускников полная херня, — сказал я.

— А в чем проблема-то?

— Ну не знаю. Похоже, черные из выпускных классов страшно разозлились и устраивают собственные танцы, — сказал я.

— Тупость какая, — сказала Ким.

— Точно, но совсем не потому, почему ты думаешь, — сказал я.

Ким сняла очки и обернулась, уставившись на меня.

— И почему же, позвольте узнать?

— Я думаю, что это полная херня, что ты получаешь все, что ты хочешь, только потому что ты белый на хрен.

— Чего-чего? — спросила Ким, пялясь на меня, как будто у меня голова загорелась.

— Дерьмо это все, вот что я думаю, — сказал я. — Они только хотели, чтобы их признали и чего там еще. Они выбрали свою песню. Блин, ты подумай, как для тебя важна музыка, которую ты слушаешь. Блин. Они просто хотели чувствовать себя частью происходящего, понимаешь?

— Они ведут себя как дети, — сказала Гретхен. — Не получилось по-ихнему, вот они все и испортили.

— Не в этом дело, — сказал я. — Ты не врубаешься. Ты все время чувствуешь себя чужим, и тебя тошнит от этого, и в конце концов ты просто делаешь что-то свое.

Мы подрулили к торговому центру. Ким вылезла из машины. «Ладно, кретины, мне пора. До скорой встречи, любовничек», — подмигнула она мне.

— Отвали, — сказал я, отворачиваясь. Я перелез на переднее сиденье и пристегнул ремень. — Ведет себя, как сволочь.

— Тебе это нравится, — сказала Гретхен.

— Не знаю. Просто привык, может. Может, на самом деле мне хочется, чтобы она уже прекратила хамить.

— Хамить? Она не хамит.

— Конечно, хамит, — сказал я. — Она думает, что это делает ее неотразимой. Ведет себя так с шестого класса. Думает, парни перестанут замечать ее, если она будет милой. Все время напяливает эту маску: панк-рок Ким. Точно. Ничего настоящего в ней не осталось.