Грэм Грин - Комедианты

Джонс сидел на перевернутом ведре у соломенного тюфяка. Лицо его перекрещивали полоски пластыря, а правая рука была прибинтована к туловищу. Его прибрали, как могли, и все же к левому глазу не мешало бы приложить сырое мясо. На двубортном жилете запеклось небольшое пятно крови, и от этого он еще больше бросался в глаза.

— Ай-ай-ай! — приветствовал он нас радостной улыбкой. — Кого я вижу?

— Вы, видно, оказывали сопротивление при аресте? — спросил я.

— Пусть не рассказывают сказок, — весело отмахнулся он. — У вас есть покурить?

Я дал ему сигарету.

— А с фильтром нету?

— Нет.

— Что ж, дареному коню... Я с утра почувствовал, что дела мои пошли на поправку. В полдень мне дали бобов, а потом пришел доктор и немножко надо мной поработал.

— В чем вас обвиняют? — спросил мистер Смит.

— Обвиняют? — Его, по-моему, этот вопрос так же удивил, как и министра иностранных дел.

— В чем вы, по их словам, виноваты, мистер Джонс?

— Да у меня ведь и возможности не было провиниться. Мои вещи даже не успели обыскать на таможне.

— Но ведь должна быть какая-то причина! Может, вас с кем-то спутали?

— Они мне ничего толком не объяснили. — Он осторожно потрогал глаз. — Вид у меня неважнецкий, а?

— И вам приходится на этом спать? — с негодованием осведомился мистер Смит, показывая на тюфяк.

— Бывало и хуже.

— Где? Трудно себе представить...

Джонс ответил как-то неопределенно:

— Да, знаете ли, на войне... — и добавил: — По-моему, вся беда в том, что у меня были не те рекомендации. Знаю, знаю, вы меня предупреждали, но мне казалось, что и вы и судовой казначей сгущаете краски.

— Кто вам дал рекомендательное письмо? — спросил я.

— Один знакомый по Леопольдвилю.

— А что вы делали в Леопольдвиле?

— Да я там был больше года назад. Мне много приходится разъезжать.

У меня создалось впечатление, что ему не впервой сидеть в такой камере, что она — просто одна из бесчисленных посадочных площадок на его долгом пути.

— Мы вас выручим, — сказал мистер Смит. — Мистер Браун уже беседовал с вашим поверенным в делах. Мы оба виделись с министром иностранных дел. Предложили взять вас на поруки.

— На поруки? — Джонс лучше знал жизнь, чем мистер Смит. — Вот что вы могли бы для меня сделать, если вы не против. Конечно, я вам потом это возмещу. Дайте перед уходом двадцать долларов сержанту.

— С удовольствием, — сказал мистер Смит, — если, по-вашему, это поможет.

— Поможет, и еще как поможет! И вот что... мне надо уладить это дело с рекомендательным письмом. Есть у вас ручка и листок бумаги? — Мистер Смит снабдил его тем и другим, и Джонс принялся писать. — А конверта у вас нет?

— Увы, нет.

— Тогда мне, пожалуй, придется выразить это немножко иначе. — Он задумался и спросил меня; — Как по-французски фабрика?

— Usine.

— Я не очень способен к языкам, но по-французски научился немного.

— В Леопольдвиле?

— Отдайте это сержанту и попросите переслать кому следует.

— А читать он умеет?

— Думаю, что да. — Он встал и, возвращая ручку, сказал, вежливо намекая, что нам пора идти. — Очень мило, ребята, что вы ко мне зашли.

— Вы спешите на другое свидание? — с иронией спросил я.

— По правде говоря, бобы дают о себе знать. Так что спешу на свидание с парашей. Если у вас найдется еще клочок бумаги...

Мы собрали ему три старых конверта, оплаченный счет, листочек-другой из записной книжки мистера Смита и письмо, которое я забыл разорвать, от нью-йоркского агента по продаже недвижимостей, где он выражал сожаление, что в настоящее время у него нет желающих купить отель в Порт-о-Пренсе.

— Какое мужество! — воскликнул мистер Смит, выйдя в коридор. — Вот что позволило вашему народу вынести немецкие бомбежки. Я вызволю его отсюда, даже если мне придется пойти к самому президенту!

Я взглянул на бумажку, которую держал в руке, и узнал фамилию адресата. Это был один из видных тонтон-макутов.

— Не знаю, стоит ли нам вмешиваться в это дело, — сказал я.

— Мы уже в него вмешались, — гордо произнес мистер Смит, и я понял, что он мыслит такими высокими понятиями, которые мне недоступны: Человечество, Справедливость, Всеобщее благо... Нет, он недаром был кандидатом в президенты.

5

На другой день всевозможные заботы отвлекли меня от мыслей о судьбе Джонса, но я уверен, что мистер Смит не забывал о ней ни на минуту. В семь часов утра я увидел, как он барахтается в бассейне, но медленные заплывы — от мелкой до глубокой части водоема и обратно, — по-видимому, помогали ему думать. После завтрака он написал несколько писем, которые миссис Смит перепечатала на портативной машинке «Корона» двумя пальцами, и Жозеф развез их на такси — одно было адресовано в американское посольство, другое новому министру социального благоденствия, о его вступлении на этот пост утром сообщила газета Пьера Малыша. У мистера Смита была удивительная для пожилого человека энергия, и я уверен, что, размышляя о вегетарианской кухне, которая когда-нибудь избавит гаитян от кислотности и пагубных страстей, он ни на секунду не переставал думать о Джонсе, сидящем на опрокинутом ведре в своей камере. Одновременно он набрасывал в уме путевой очерк, который обещал написать для газеты своего родного города, — само собой разумеется, демократического направления, поддерживающей равноправие негров и вегетарианство. Накануне он попросил меня проглядеть его рукопись, нет ли там фактических ошибок.