Грэм Грин - Комедианты

— И Лига бескровного спорта, — подсказала миссис Смит. — Конечно, не вся организация. Но многие ее члены голосовали за мистера Смита.

— С таким количеством сторонников... — начал я. — Удивляюсь...

— В наш век прогрессивные люди всегда будут в меньшинстве, — сказала миссис Смит. — Но мы по крайней мере выразили свой протест.

И тут, как и следовало ожидать, началась обычная томительная перепалка. Ее затеял фармацевт; он тоже оказался представителем определенных кругов, хотя и не столь возвышенных. В качестве бывшего бойца противовоздушной обороны он считал себя фронтовиком. К тому же он был обижен: ему не дали досказать о бомбежках.

— Не понимаю этих пацифистов, — заявил он. — Они ведь не против, чтобы их защищали простые смертные, вроде нас...

— А вы нас об этом не спрашиваете, — мягко поправил его мистер Смит.

— Трудно понять, кто принципиально отказывается от военной службы, а кто просто трусит.

— Трус не пойдет за свои убеждения в тюрьму, — сказал мистер Смит.

Неожиданно его поддержал Джонс:

— Многие пацифисты мужественно несли службу в Красном Кресте. И спасли не одного из нас от верной гибели.

— Там, куда вы едете, маловато пацифистов, — сказал судовой казначей.

Но фармацевт настаивал пронзительным от обиды голосом:

— А если кто-нибудь нападет на вашу жену, что вы тогда будете делать?

Кандидат в президенты поглядел через стол на тучного фармацевта с нездоровым, бледным лицом и обратился к нему внушительно и серьезно, будто тот прервал его речь на политическом диспуте:

— Я никогда не утверждал, сэр, что с удалением избытка кислотности мы полностью избавляемся от всяких страстей. Если бы напали на миссис Смит, а у меня было бы в руках оружие, не поручусь, что я не пустил бы его в ход. Мы еще не доросли до того, чтобы следовать своим собственным принципам.

— Браво, мистер Смит! — воскликнул Джонс.

— Но я буду очень сожалеть, если поддамся своему порыву. Глубоко сожалеть.

В тот вечер, не помню зачем, я зашел перед ужином в каюту судового казначея. Он сидел за письменным столом и надувал презерватив, пока тот не стал величиной с полицейскую дубинку. Завязав конец ленточкой, он вынул его изо рта. Стол был завален громадными раздутыми фаллосами и напоминал свиную бойню.

— Завтра на судне концерт, — объяснил он, — а у нас нет воздушных шаров. Мистер Джонс посоветовал, чтобы мы пустили в ход вот эти штуки. — Я увидел, что на некоторых презервативах цветными чернилами намалеваны смешные рожи. — У нас на борту только одна дама, и я не думаю, чтобы она догадалась, из чего они...

— Вы забываете, что она — женщина прогрессивная.

— Тогда она не рассердится. Эти штуки — символ прогресса.

— Хоть мы сами и страдаем от избытка кислотности, нам не следует передавать ее по наследству нашим детям.

Он захихикал и принялся разрисовывать цветным карандашом одну из чудовищных рож. Под его пальцами надутая пленка жалобно пищала.

— Как вы думаете, в котором часу мы придем в среду?

— Капитан рассчитывает причалить под вечер.

— Надеюсь, мы сойдем на берег до того, как выключат свет. Его, наверно, еще выключают?

— Да, вы сами увидите, там лучше не стало. Наоборот, еще хуже. Теперь нельзя выехать из города без разрешения полиции. На всех дорогах из Порт-о-Пренса заставы. Боюсь, что вам не добраться до вашей гостиницы без обыска. Мы предупредили команду, что если они пойдут в город, то только на свой страх и риск. Конечно, они все равно пойдут. У матушки Катрин всегда открыто.

— А что слышно новенького о Бароне? — Так для разнообразия иногда называли президента вместо Папы-Дока: мы оказывали честь этой нелепой, убогой особе, наградив его титулом Барона Субботы — героя негритянских поверий, который бродит по кладбищам во фраке и цилиндре, дымя большой сигарой.

— Говорят, его не видно уже месяца три. Даже не подходит к дворцовым окнам поглазеть на оркестр. Кто знает, может, он давно умер. Если, конечно, он может умереть своей смертью, а не от серебряной пули. В прошлое и позапрошлое плавание нам пришлось отменить остановку в Кап-Аитьене. В городе военное положение. Он слишком близко к доминиканской границе, и нас туда не пускают. — Он набрал воздуху и стал надувать следующий презерватив. Кончик вздулся, как опухоль на черепе, и каюту наполнил больничный запах резины. — А что вас заставляет туда возвращаться?

— Не так-то просто бросить гостиницу, которая тебе принадлежит.