Марианна Грубер - В Замок

И тут в дверь постучали. Вошел слуга. Из-под его накидки выглядывала ливрея, красная с золотом, геральдических цветов дворянского рода Вест-Вест. Слуга сказал, что все, кроме него, покинули Замок, спросил, не угодно ли К. что-нибудь, и поставил на пол дорожную сумку и узел К.

— Ничего не нужно, — сказал К. Слуга поклонился и вышел. К. увидел, как он пересек двор, сел в повозку и уехал. Теперь в Замке не осталось никого, городок, по-видимому, покинули все до единого его жители. Земля стала одного цвета с небом: белого и лиловато-серого, сумрачного и тусклого. Снег висел в воздухе, и за то время, что К. смотрел в окно, один за другим раскрылись шлюзы облаков. Начался снегопад. Крупные хлопья мокрого снега, кружась на ветру, летели на землю, и во дворе Замка быстро заносило снегом следы ног, конских копыт, тележных колес. К. отвернулся и пошел бродить по всему Замку. Сначала он шел медленно, потом ускорил шаг, наконец пустился почти бегом. Новое безумное странствие, в которое его погнала пустота. Он пересек вестибюль на первом этаже, прошел в кладовые и кухню, где осталась кое-какая утварь, увидел кровать, которую оставили для него, железную койку с жестким матрацем, такой же непритязательный умывальник, — наши господа своим богатством не бахвалятся! — вспомнилось ему. И отовсюду К. гнало эхо его шагов, гулко отдававшееся в пустых комнатах. Он бежал все дальше и вскоре с удивлением обнаружил, что снова и снова возвращается в исходную точку, библиотеку, потом удивление сменилось страхом. Здесь был центр, здесь он должен остаться, но остаться он не мог.

В паническом страхе он снова бросился бежать по пустым коридорам и галереям, сопровождаемый гулким эхом, он распахивал двери и тут же захлопывал, не заглянув в комнаты, не желая видеть пустоту, которая в них открывалась. И в исступлении он закричал, нет, завыл: «Ничего! Ничего!» — и наконец снова вернулся в мнимо спокойное помещение, откуда началось его бегство. Тяжело дыша, он остановился посреди библиотеки. Он живой, но существует ли он? Он находится в Замке, в покоях владетеля, пустых, если не считать мебели, которую здесь просто забыли, хотя могли и увезти, если бы это кому-то пришло в голову, забыли просто так, не по каким-то причинам, может быть, бросили, чтобы не создавать себе лишних затруднений, но может быть, оставили нарочно, чтобы он, К., еще отчетливее увидел пустоту, во имя которой были возведены эти каменные стены, ибо в них не было ничего, кроме пустоты, и теперь наконец пустота стала очевидной. Зачем он пришел сюда? Разве Замок имеет какое-то значение? Разве этот образ из его снов и ночных кошмаров, порождение безнадежности и бессонницы, всегда означавший нечто нереальное, недостижимое, не был лишь символом безоглядного желания, которое теперь, в миг исполнения, оказалось поистине неисполнимым, обернулось еще одной нереальностью? А сам он, К., действительно существует, или он — видение из сна, приснившегося другому человеку? К. бросился к книжным полкам и бился в них головой, пока глаза не застлала багровая пелена. Он колотил кулаками о края книжных полок, пинал коленом стену и чувствовал, как с болью, от которой корчилось тело, возвращается реальность, которая едва не ускользнула от него. Больно было лбу, костяшкам пальцев, коленям, боль существовала реально, и реальными были вещи, о которые он бился, они заставили его ощутить судороги и порывы своего тела.

Прихрамывая, он подошел к сумке и узлу, развязал их и расшвырял по полу незатейливые пожитки, записки — то ли свои, то ли чужие, рубашки, белье, давно позабытый бинокль, чернильницу и перья; наконец он взял в руки книгу, присланную ему из Замка. Словно преследуемый навязчивой идеей, он раскрыл ее и, не отводя глаз от пустых страниц, сел за письменный стол и начал писать окончание. Я, Йозеф К.,... И опять, и опять все то же: Я, Йозеф К.,... Я... Он писал до тех пор, пока не стал невыносимым скрежет пера по бумаге, судорожно стиснутого его рукой и оставлявшего раздвоенную линию.

Он снова пустился в странствие по коридорам и залам, но на сей раз шел спокойно и медленно. Всем комнатам он придумывал названия — по фамилиям, написанным на дверных табличках, или по тому, что, возможно, происходило в них в те времена, когда здесь всюду кипела жизнь, по тому, чем он сам мог бы в них заняться, выдумывал названия в честь времен года и сторон света.

— Вот это Летняя комната, — говорил он вслух, — а это Зимняя, здесь будет Весна, а там Осень. Комната размышлений, дальше — Комната волнений, Комната страха и Комната бесконечных снов. — Так он дал названия всем залам и покоям Замка. Потом вернулся в библиотеку. Неоконченное письмо он разорвал, а книгу раскрыл перед собой и положил ладони на ее чистые страницы, словно хотел препоручить бумаге свою жизнь.