— Да, красота… — медленно повторил сеньор Гамурет. Он поднял голову, устремил взор вдаль, постукивая пальцами левой руки по рукоятке меча. И хоть он стоял такой большой, широкий в плечах — что еще подчеркивалось покроем одеяния, — лицо у него было как у ребенка, облегченно переведшего дух. Сеньор Руй все это подметил.
— Знаете, — сказал он, когда они снова уселись за вином, — еще в самый первый день, когда вы в той зале серебристых и белых тонов рассказывали герцогине о своих странствиях, мне сразу подумалось, что женщина эта совершенно чужда вам по натуре и потому вас не стоит. Она ведь тогда устроила вам испытание. Вы его выдержали, но меня оно огорчило. И я полагаю, тут мы тоже вправе поставить вопрос грубо и напрямик: а стоит ли она сама того, чтобы ради нее подвергаться тем ужасным испытаниям, на которые она нас обрекла, да еще потом позволила себе шутки, уместные разве что с придворными шаркунами, но не с вольными рыцарями.
— Какие шутки? — удивился Фронауэр.
— Вы, вероятно, помните, — продолжал сеньор Руй, — что герцогиня как будто бы с совершенным простодушием высказала предположение, что привезенный вами фиолетовый рог вы сами сбили с головы дракона, и она прямо-таки вызывала вас на то, чтобы вы с этим согласились. Но вы возразили и рассказали о том, как вы нашли эту странную штуковину на дороге.
— Ну да, так оно и было.
— А ведь она-то об этом уже знала! То есть ей давно было известно, что такой рог валялся в лесу у дороги и мог быть добыт без всякой борьбы.
— Как так? — еще больше изумился Фронауэр.
— Она это знала от меня, — ответил сеньор Руй. — Это я отсек у дракона рог, привезенный вами. Но я тогда оставил его в кустах, он отлетел туда после удара. В изнеможении, еще не опомнившись от смертельного страха, я совершенно забыл об этом трофее. «А где тот обломок фиолетового рога?» спросила она меня тогда. «Верно, так и валяется в кустах, справа от дороги», — ответил я ей. А теперь припомните, сеньор Гамурет: вас ведь особо спросили о том, где вы этот рог обнаружили.
— Да, и я рассказал, как его разнюхали собаки.
— Тем самым было доказано, что я не лгал. До этого, однако, она хотела принудить вас солгать, оттого и подбросила вам, как приманку, лестное предположение, будто это вы похитили украшение у дракона. Поймите меня правильно: кто решится осудить человека, который, добиваясь благосклонности женщины, уступил бы этой маленькой слабости? Ведь тут даже не требовалось громогласного хвастовства. Достаточно было лишь не возразить, промолчать, а это как раз, если вспомнить мудрость наших предков, и есть знак согласия. Не поймите меня превратно, сеньор Гамурет, и не подумайте, что я оправдываю тщеславие, но, право, поймать человека после таких тяжелых испытаний на столь ничтожной, пустячной слабости невелика хитрость, и она могла бы удаться даже с наидостойнейшим человеком. С вами она не удалась. Но поверьте мне, стоило герцогине вас на этом подловить — о, тогда бы уж она вас не пощадила!
— Да, да, — медленно и раздумчиво проговорил Фронауэр, — эту странность в повадках нашей милостивой госпожи я тоже сразу учуял, хоть и не так ясно. Нет, под такой сенью я не хотел бы приклонять главу. Надо быть совсем зеленым юнцом, чтобы молча, да еще и с восторженным благоговением сносить все это.
— Верно сказано! — заметил сеньор Руй.
— Теперь я и другое понял, — продолжал Фронауэр, вдруг заливаясь хохотом, — то, что я заметил на стихотворном турнире. Помните, в первые дни после моего приезда нам их чуть ли не ежедневно устраивали. То было вовсе не настоящее стихотворство, каким, по рыцарскому обычаю, увлекаются на моей родине и в коем вы, сеньор Руй, как я вижу, знаете толк. Куда там! Все эти стишки и куплетики, за немногими исключениями, были пустым умничаньем, все с подковыркой. А мне это не по нутру! И вот я припоминаю теперь одну строчку герцогини, из ее блазона — так ведь, кажется, называются эти песни у французов. Она пела ее под лютню, играть на которой ее научил сеньор Говен. А строчка была примерно такая: «Умнее, чем на вид, а оттого и скромен» или что-то в этом роде. Она мне еще тогда улыбнулась и слегка надула губки. Теперь-то я понимаю, что это была стрела в мою кольчугу. Она решила, что я раскусил ее хитрость и держусь начеку, «а оттого и скромен». Но мне-то думается, что я тогда был много глупее, чем на вид.
— А может быть, она решила, что вы уже успели обо всем поговорить со мной, — вставил сеньор Руй.
— Ну, пускай что хочет, то и решает, — сказал Фронауэр, — я собираю котомку, как говорят на моей родине.
Читать дальше