Владимир Орлов - Останкинские истории (сборник)

— Где я?

— Открыл глаза. Снова не видит?

— Увидит.

— Где я?

— Там, где находишься. Более нигде.

— Кто вы?

— Всмотрись. Может, и вспомнишь. Сколько нас?

Чистая комната. Чистые стены. Чистый потолок. Окно. И в нем — несущиеся облака, серые с голубыми промоинами. И деревья, золотые, бурые, пурпурные, звонко-красные и зеленые. Над ним трое. Двое мужчин и женщина.

— Зачем закрыл глаза? Не нас рассчитывал увидеть. Увы, но других здесь нет.

Над ним трое. Илларион, Малохол и Стиша.

— Спасибо вам…

— Ну хоть что-то разумное, — сказал Илларион.

— Что и как произошло? Не тогда… на Покровке… А после?

— Проще простого. Государственная смена летнего времени на зимнее. Перевод часовых стрелок…

— Я не понимаю.

— И не надо. Потом, может, поймешь. Потом объясню доступными словами. А благодарить надо не нас. Мы лишь пробыли некоторое время сиделками, с корыстными, возможно, целями. Благодарить ты должен своего подселенца-полуфабриката. И отчасти, в мельчайшей степени, Увеку Увечную, Векку Вечную, Викторию Викторовну.

— А ты ей не верил, — покачала головой Стиша.

— Пэрст-Капсула? Я не понимаю…

— И я поначалу не понимал, — сказал Илларион. — Потом понял.

— Он где?

— Сюда он не вхож. Сюда почти никто не вхож, — сказал Илларион. — Кроме нас. Ты здесь в полнейшей конфиденции.

— Я под арестом?

— Нет. Хотя намеревались избрать и такую меру пресечения. Ты дал к тому поводы. Но нет, ты в затворе. Ты в Сокольниках, в профилактории Малохола. В твоих же интересах. И еще кое-каких. Как ты сюда доставлен, опять же не суть важно. А теперь, как обрывают беседы в детективах: пациент устал, разговор заканчивайте. На три дня поступишь в распоряжение Малохола, его бань, душей, бассейнов и восстановительных орудий. Очухаешься вконец, сможешь выслушивать ответы на собственные вопросы и ласково взглянешь на Стишу.

— Ох, да зачем мне этот вертопрах Шеврикука! — вскинула брови Стиша.

— Ну, не на Стишу, — сказал Илларион. — Еще на кого-нибудь попригляднее.

— Это на кого же? — возмутилась Стиша.

— Скажу только, — Илларион направился к двери, — что ты замереть сумел и успел. Это тебя и спасло. Но замер так, что вывести тебя в жизнь было нелегко.

— Спасибо…

— Да при чем тут спасибо! — Илларион поморщился, махнул рукой и вышел.

Была в хозяйстве Малохола и баня по-черному под соснами по соседству с мелким прудом. В ней Малохол и начал возобновление в Шеврикуке соков и сил. Потом произошел переход в здешние Сандуны, потом в сауну и в турецкую баню.

— Я понимаю, — сказал Малохол, — какую степень доверия ты испытываешь к нам… Не к нам, скажем… А ко мне… Но придется потерпеть…

— Потерпим, — кивнул Шеврикука. — Мне только и остается теперь, что терпеть… Но отчего в прошлый раз ты приказал мне более никогда к тебе не заглядывать?

— Я знал, — сказал Малохол, — что на тебя положены глаза, не было нужды и нам попадать под взгляды Недреманных Очей, проявляя к тебе дружелюбие. Нам же надлежало тебя поддержать позже.

— С чего бы? На кой я вам?

— Илларион тебе потом объяснит.

— А не из-за Стиши — в прошлый раз?

— Чуть-чуть из-за Стиши. Я же ревнивец… Но чуть-чуть…

— Полагаю, что будет еще немало поводов для моих удивлений и огорчений…

— Да, — подтвердил Малохол. — Кое-что тебя расстроит. Но ведь тебя предупреждали.

— Кто? О чем?

— Ну… — замялся Малохол. — По крайней мере о двух предупреждениях мне известно. Однако отмокай. А потом или сам выстроишь догадки, или задашь вопросы. Хотя бы и Иллариону. А у некоторых ты и не пожелаешь ничего спрашивать. Еще два дня, и я передам тебя Иллариону. Банщик и массажист тебе более не нужен. До поры до времени.

Через два дня явился Илларион. Он словно бы тоже был вынужден снимать напряжение в профилактории, носил спортивный костюм, кроссовки и походил на теннисиста, опечаленного отсутствием в здешней местности корта. Загар же его вызывал мысли о том, что Илларион совсем недавно лежал на тунисских пляжах. Молчал Шеврикука, молчал Илларион, заглядывал в томик Вовенарга и порой иронически улыбался. Иногда призывал Шеврикуку совершить поход в Сокольнический парк, но и там путешественники медлительно молчали. Синоптики толковали о необыкновенной продолжительности нынешнего бабьего лета, и действительно, снег не выпадал ни разу, в парке цвета были желто-зеленые, лимонные и багряные, а на рынках торговали белыми грибами.