Сама же Виктория Викторовна, Векка-Увека, старалась и как футбольная колдунья преуспевала. Но и консультант у нее был замечательный — Сергей Андреевич Подмолотов, Крейсер Грозный. («Э, милая! Вратарем меня учили быть на флоте! Швыряли в меня буханки хлеба, я их ловил…» — «А торпеды?» — «И торпеды. Торпеды-то что! Они медленнее летят. Их легче брать…») Особенно ценные услуги Увека с Крейсером Грозным оказывали московскому «Спартаку», и в частности, при назначении судеб. Нет, тут описка. Судей! Судей! Уж на что капризны и привередливы спартаковские фанаты, а и те так полюбили Сергея Андреевича, что пошили ему из клубных флагов семейные трусы.
— Эх, вернуть бы нам Игоря Константиновича! — мечтал Крейсер Грозный. — Мы бы таких дел понаделали! Мы бы подняли уровень российского футбола до уровня Нигерии! Но где он, Игорь Константинович?
Дударев соглашался с Сергеем Андреевичем. Несмотря на искажение сути Салона чудес и благодействий, он, в детстве редко пинавший мяч, временно проникся уважением к футболу. Сам он обслуживал Детское поле Лужников, где ногами укрепляли здоровье державные мужчины. Настоящие мужики! Буйволы, а не мужики! О знакомствах с настоящими и будущими мужиками свидетельствовали теперь автографы на осенней кепке Дударева. На самые высокосоставные игры он брал с собой Викторию Викторовну и Крейсера Грозного, и конфузов не случалось.
Должен заметить, что в суете салонно-спортивной жизни Векка-Увека похорошела, совсем стала милашка-парижанка, нос сливой лишь добавлял ей очарования. К удивлению сослуживцев, похорошела и Леночка Клементьева. Но та вовсе не из-за салонных рвений (все путала пенальти с угловыми), а из-за того, что на нее снова открыл глаза технический гений и бытовой губошлеп Митя Мельников. Шептали: «В декабре свадьба будет… Это точно… Никуда не денутся…»
— Бабьи сплетни! — заявил в сердцах вошедший в перекрестье разговора Сергей Андреевич.
Он был в раздражении. Его опять обеспокоил амазонский змей Анаконда. Тому и бассейн был обещан, а провиант и теперь поставляли замечательный, и какие водки, ликеры, хересы и мадеры добавлялись к угощениям! Попечитель змея Сергей Андреевич, ветеринар и зоотехник Алексей Юрьевич Савкин, оставивший в Сальских степях пробные табуны зебр в управление ученикам, капали из мензурок те напитки на язык и не находили в них никаких изъянов. А змей в последние недели капризничал, вздыхал, кобенился, пугал склонностью к дурным поползновениям. И будто прислушивался к чьим-то призывам. И сегодня он вылакал три кадки ликера, ни с кем не поделившись, и не угомонился, а стал тянуть башку вверх, шипеть и будто собираться в недозволенную дорогу. Сейчас его стерегут с сетями и палками ветеринар Савкин и японский друг Сан Саныч.
— Помяните мое слово, — заявил Крейсер Грозный, — а произойдет какая-нибудь гадость. Не сегодня, так завтра.
— Типун вам на язык, Сергей Андреевич! — воскликнул Дударев. — Вы так накаркаете!
— Никогда! Нигде! И ни при каких обстоятельствах! Все пропьем, но флот не опозорим!
Но действительно накаркал.
Стоял среднесентябрьский день с северным ветром и мучительным дождем, когда в Салон вбежал Дударев, метнул на стол кепку и объявил:
— Все! Санэпидемики, пожарные, чрезвычайники велели Салон закрыть и всем эвакуироваться. Из дома Тутомлиных повалил дым с золой, пеплом, камнями, еще не знаю с чем.
Дом Тутомлиных был окружен пожарными машинами. Ничто в доме не горело, но дым упрямо валил. Очень скоро он превратился в столб, диаметром метров в восемь, уперся в облака и в них вершиной пропал. Дня полтора он был именно дымовым столбом, покачивался, поддавался ветру, тот отрывал от него клочья, разметывал их, разнося с ними золу, пепел и запахи горелой промасленной бумаги, а то и дерьма. Потом столб явственно отвердел, и хотя не стал металлическим или каменным, но восковым предположительно мог быть. Исполинская свеча. В дни смотрин дома на Покровке не одному Шеврикуке, но и просвещенным людям приходили в голову Всемирная Свеча, призываемая в Москву в 1773 году, и страшные беды, последовавшие за этим призывом. Но та Свеча наверняка должна была бы быть все же белой. Или хотя бы желто-белой. А покровский столб рос черный. В просветах облаков было видно, что на вершине его пламени нет и что он, не укрощая себя, нагло поднимается. К солнцу, что ли, рвется? А потом из бока его отделилась ветвь и потянулась к Останкинской башне. А стало быть, и к Пузырю. Эта ветвь, в отличие от столба, была живая, гибкая, все вытягивалась и напоминала то ли загребастую руку, то ли змея, разверзшего пасть.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу