Ирина Волчок - Домработница царя Давида

Царь Давид, откровенно слушавший её разговор с дамой Маргаритой, вдруг захохотал. Дама Маргарита помолчала и с изумлением спросила:

— И что, они тебя послушались? Оба? И Давид, и Васька?

— Конечно, — уже не так бодро сказала Аня, слыша в изумлении дамы Маргариты намёк на то, что простая кухарка не может разрешать или не разрешать хозяевам делать то, что тем хочется. — Разумные люди, взрослые, сами всё понимают… К тому же — перелом. К тому же — такая жара. К тому же, я читала, что до вечера вообще пить не следует. Логично?

— Ну, Анна, ты укротитель, — с уважением сказала дама Маргарита. — Тогда я за тебя спокойна. И за них спокойна. За всех спокойна… Дай-ка телефон Давиду.

Аня ушла из кухни, чтобы не мешать родственникам разговаривать между собой, но даже из холла слышала, как царь Давид то кричит хриплым голосом: «Машка, ты меня достала!» — то хохочет во всё горло. Наконец перестал кричать и хохотать, вышел из кухни, озабоченно спросил у Ани:

— Ты ведь ей не проболталась, что я на своих двоих хожу?

— Маргарита Владимировна об этом не спрашивала. Я думала, она знает.

— Ага, сейчас вот… Будет спрашивать — не говори, — приказал царь Давид. — Они там мечтают, чтобы я ещё месяц в коляске сидел. Надоели со своими заботами. Вот я и сбежал. Не говори, что хожу, поняла?

— Ой, так, может быть, вам нельзя пока? — испугалась Аня. — Может быть, рано ещё? Надо обязательно врачу показаться! Хорошему! И пусть врач решает, можно или нельзя.

— Я сам врач, причём — лучший. И я уже решил, что можно… Чего ты убежала? Пойдём чай допивать и разговор договаривать.

И они ещё немножко посидели в кухне за столом, не так допивая чай, как договаривая разговор. Похоже, царь Давид уже выспросил всё, что хотел знать о своей домработнице, и теперь рассказывал о себе то, что, наверное, полагалось знать домработнице о хозяине: любит тишину, не любит возражений, любит вкусно поесть, не любит молочные блюда, обычно рано встаёт, но завтрак готовить не нужно, любит чистоту и порядок, но сам поддерживать их не любит, хотя чашку и тарелку за собой вымыть в состоянии… Не терпит никакой музыки. Гостей тоже не терпит. И не потерпит никакой слежки за собой. Будет уходить, когда и куда захочет. Аня тоже может уходить, когда и куда захочет, но должна предупредить, когда вернётся. Если будет отсутствовать ночью — должна предупредить заранее. Всё ясно? Вопросы есть?

— Я не собираюсь уходить ночью, мне некуда уходить, — сказала Аня. — И вопросов пока нет. А, нет, забыла! Я хотела спросить, что готовить сегодня на ужин и завтра на обед.

— Так от сегодняшнего почти всё осталось! — удивился царь Давид. — Куда ещё готовить? И так наготовила на целый взвод.

— Маргарита Владимировна сказала, что приедут пять человек, — объяснила Аня. — И ещё она сказала, что каждый раз надо готовить свежее. А то, что осталось, — выбрасывать.

— Забудь, — приказал царь Давид. — Три раза в день, что ли, готовить? Каждый день — по три раза? Оно тебе надо? Выбрасывать! Ишь ты… Машка забыла, как сама варила суп из топора.

Вроде бы, надо было радоваться, что работы будет не так много, как Аня предполагала. Но она расстроилась: если царь Давид намерен лично доедать всё, так что же её бомжам достанется? Хотя ладно, ничего страшного. Типографскую зарплату она теперь не должна отдавать Вадику, да ещё и здесь платить будут. Ничего, сможет она своих бомжей прокормить. Сегодня отнесёт им хлеб, который всё равно никто в этом доме не ест, две пачки запасённого на всякий случай кефира и пачку творога — она же не знала, что царь Давид не любит молочного, — оставшийся салат из помидоров и огурцов и бутылку воды с шиповниковым сиропом. Аня никак не могла решить, сказать царю Давиду о своих бомжах сразу, или уж потом как-нибудь постепенно его подготовить… Но царь Давид опять пошёл валяться с книгой на диване в кабинете, а ей настоятельно посоветовал не сидеть в четырёх стенах, а пойти воздухом подышать, погулять просто так или заняться своими делами. Ведь есть у неё свои дела? Ну, вот и нечего сторожить его тут, он не калека, ему сиделка не нужна.

Аня быстренько собрала обед для бомжей, заглянула в кабинет, сказала царю Давиду, что скоро придёт, выслушала его рассеянное: «Счастливо», — и заторопилась к оврагу возле брошенной стройки. На вахте сегодня сидел Олежек, опять сердитый, но на её приветствие ответил с готовностью и даже, кажется, был не против поболтать о том — о сём.

— Ты как вообще? — спросил он неопределённо. — Хозяин ничего? Не обижает? Говорят, он крутой. А пацан с ним — это кто? Своя охрана?