Ирина Волчок - Домработница царя Давида

Хорошая жизнь была, интересная.

А когда родилась Ниночка, началась опять новая жизнь! Конечно, было трудно, особенно первые полгода. Аня не высыпалась, нервничала и худела. Не потому, что с Ниночкой были какие-то проблемы. Нет, врачи уверяли, что ребёнок здоровенький, большой, красивый, а что касается поведения — так это ещё поискать таких спокойных. Просто Аня оказалась почти сумасшедшей мамочкой, почти не могла отойти от дочки, почти не спала ночами, прислушиваясь к её совершенно спокойному дыханию, почти замучивала врачей вопросами о том, как надо, или не надо, или бывает, или не может быть с детьми… Она научилась кричать на мужа, и даже один раз не подпустила его к Ниночкиной кроватке, потому что он не вымыл руки, вернувшись с работы. Хорошо, что Саша оказался таким терпеливым. Другой бы не выдержал, как однажды печально заметила мама.

Саша действительно был очень терпеливым, и даже тогда, когда она высказывала ему недовольство — чаще всего по совершенно вздорному поводу, надо признать, — отвечал что-нибудь вроде: «Конечно, ты права, я так и сделаю, как ты говоришь». Бабушка слегка поругивала её за несдержанность, но безмятежно говорила, что скоро всё пройдёт само собой, так что и беспокоиться не о чем. Царь Давид заявлял, что ему очень нравятся вот эта Анина новая решительность и даже резкость, посмеивался в усы, но тоже считал, что скоро всё пройдёт. Аня думала о себе плохо, поэтому решила обратиться к психиатру. Долго искала визитку, которую ей дал когда-то Евгений Михайлович, потом долго решала, позвонить или нет, потом всё-таки позвонила и залпом выложила ему всё.

— Ну и что? — удивился Евгений Михайлович. — Вы же отдаёте себе отчёт в том, почему нервничаете, чего боитесь и из-за чего сердитесь? Ну и нечего об этом думать. Витамины, свежий воздух, физкультура… И всё. До полугода с детьми всем трудно. Это пройдёт.

— А вдруг не пройдёт?

Евгений Михайлович помолчал, повздыхал и неожиданно спросил:

— Анечка, вы счастливы? По большому счёту.

— Да, — уверенно ответила она. — По большому счёту — очень счастлива.

— Ага… А муж ваш счастлив?

— Саш! — окликнула она мужа, который готовил ужин. — Ты счастлив? По большому счёту.

Он на минутку показался в дверях кухни, улыбчиво глядя на неё, склонил голову к плечу, будто в глубоком раздумье, и важно ответил:

— Ещё бы. Счастлив, да. По очень большому счёту.

И опять скрылся, потому что руки у него были в муке, а для того, чтобы обнять жену, нужно было сначала их вымыть.

— Он говорит, что тоже счастлив, — доложила Аня в телефон.

— Да, я слышал, — сказал Евгений Михайлович. — Значит, всё будет хорошо. Живите и радуйтесь.

— Ладно, — пообещала Аня. — Я постараюсь. Спасибо.

…Она действительно жила и радовалась. Для этого даже особо стараться не приходилось. Просто жизнь получалась такая радостная. Наверное, сама собой. Или потому, что когда-то она пошла работать к царю Давиду домработницей. А он оказался из тех, кто умеет делать людей счастливыми.

— Конечно, — согласилась бабушка, когда Аня высказала ей свои соображения. — Давид молодец, ещё бы. Нам повезло. Но ты знаешь, Ань, он считает, что это ты сделала его счастливым. Ну, и вообще всех.

Все готовились к торжественному празднованию семидесятипятилетия царя Давида. Хоть и не очень круглая дата, но всё же красивое число, как он сам выразился. Решили праздновать в ресторане, потому что планировалось позвать много гостей, тем более, что некоторые сами уже напрашивались. Аня с Сашей обходили рестораны, присматривались, где какие банкетные залы, как выглядят официанты, кто в эти рестораны чаще всего ходит… Саша ещё и цены сравнивал, хотя бабушка предупредила, что у неё на это мероприятие неограниченный кредит. Ниночка сидела на шее отца, с любопытством оглядывая очередной банкетный зал очередного ресторана, сосала большой палец, помалкивала. Вдруг вытащила палец изо рта, похлопала ладонью по отцовской макушке, уверенно заявила:

— Па! Здесь хорошо. Красиво.

— Ты так считаешь? — рассеянно отозвался Саша, тоже с интересом оглядываясь вокруг. — Ну, тогда пойдём с начальством говорить. Ань, ты с нами?

— Через пару минут, — сказала она. — Вы идите, я сейчас.

В углу за столиком у окна сидел человек, поставив локти на стол и уткнувшись лбом в сомкнутые замком руки. Что-то в его позе её сильно встревожило. Может быть, человеку плохо? А никто не обращает внимания. Да и некому тут обращать, ещё два посетителя сидели за столом в другом конце зала и были увлечены оживлённой беседой, за барной стойкой сонно моргал глазами толстяк с абсолютно равнодушным лицом, а трое официантов, спрятавшись за пышной пальмой у входа на кухню, шептались и яростно жестикулировали. Никто ничего не заметит, хоть с инфарктом тут свались.