Карлос Фуэнтес - Мексиканская повесть, 80-е годы

Жив ли теперь Рауль?

Они вспомнили, что еще тогда, в Риме, отношения этой пары не лишены были странностей. Не говоря уж о любви Рауля и Тересы, этой необычной особы, связанной с потусторонними силами, которые впоследствии так неотступно преследовали Билли.

— Ничто касающееся Рауля меня не удивляет. По — моему, его донжуанство, такое болезненное, такое показное, уже тогда свидетельствовало, что у него не все в порядке, — сказал Джанни с заметной досадой. И его замечания было достаточно, чтобы половина вечера прошла в спорах об этой черте Рауля, спорах, которые повторялись, и все менее дружелюбно, в течение остального лета. Разговор был беспорядочный, путаный, полный неточностей и у всех оставил неприятный осадок. Каждый отстаивал свое, но в конце концов, как и в спорах с Билли, принимался утверждать с той же пылкой убежденностью нечто противоположное. Особенно старалась, давая характеристику Раулю, пускаясь в изощренные и нелепые рассуждения, его жена, да, Леонора, которая Рауля и в глаза не видела, знала о нем только то, что слышала от Билли, что говорил ей он и о чем судили и рядили в Халапе; но на основании этих слухов она выложила такое количество сведений, что он сам был поражен.

Он утверждал, что не было у Рауля так называемого донжуанства, если понимать под этим хвастовство своими похождениями. Ничто не было так чуждо его характеру, как перечисление побед, затеянное каким-нибудь Лепорелло, дабы польстить тщеславию Дон Жуана. Почти никому не была известна интимная жизнь Рауля. Никогда Билли не знала о его мимолетных увлечениях другими женщинами. Связь с Тересой была единственной длительной связью, о ней друзья узнали под самый конец, и не потому, что он выставлял ее напоказ. Было в Рауле, это он должен признать, нечто, отличавшее его от остальных друзей. Он мог об этом судить, потому что каждый день они часами шатались вместе по римским кафе. В чем заключалось это отличие? Быть может, во внезапной возбудимости, в неудержимом желании, которое толкало его тут же начать ухаживать за первой попавшейся женщиной, влюбить ее в себя, добиться победы над ней; для Рауля эти эмоции были стихийными, неуправляемыми и чисто сексуальными. Он мог торопливо выйти из какого-нибудь подозрительного отеля и через пять минут вернуться туда с другой девчонкой. Как знать, возможно, из-за своей тропической внешности и ярко выраженного индейского типа лица он чувствовал себя обязанным действовать согласно общепринятому шаблону латиноамериканского любовника? Летом, когда приезжали английские, немецкие, скандинавские туристы, Рауль не знал передышки. Да, те, кому случалось принимать участие в его похождениях, встречаться с молодыми студентками, приехавшими на каникулы, или же, как ему самому, постоянно предоставлять Раулю свою квартиру, выслушивали потом, как смаковал Рауль каждую подробность своего любовного опыта. Но это было не хвастовство самца-победителя, а как бы повторение утех, эротического наслаждения, угасавшего только в конце рассказа.

— Несмотря на это, а пожалуй, именно поэтому, повторяю, Рауль не был Дон Жуаном. Было в нем некое самообладание, некая форма контроля, постэротическая дисциплина, и, когда он позже приходил в кафе и разглагольствовал о грудях, бедрах и талиях, вы понимали, что, пока он обнимал женщину, он думал о превращении этих форм в явление искусства. Не знаю, помните ли вы, но он мог быть очень книжным и вместе с тем совершенно бесстыдным.

— Помнишь, Джанни, нашу прогулку в Орвието?

— Нет!

И снова они стали повторять, и тут были единодушны, что римский период в жизни Билли и Рауля закончился самым невероятным образом и это предопределило все, что произошло годы спустя в Халапе, хотя и прозвучало в несколько ином ключе, однако нотки безумия, внесенные Тересой, третьим углом треугольника, звучали постоянно. Только в Халапе все обернулось гораздо серьезнее.

В Риме к ссорам Билли и Рауля примешались трагическая история Тересы Рекенес с ее провидцами и ворожеями, литературная неудача, любовные разочарования, грозившая Билли тюрьма, и тем не менее события эти представлялись им смешными и нелепыми. Ему особенно было интересно слушать о тех временах, ведь он знал о них только по бессвязным, искаженным, бредовым версиям Билли, которые она преподносила ему в Халапе, и никогда не мог все толком понять.

Они снова заговорили о сношениях Тересы со всевозможными медиумами, ясновидящими и гадалками. Она объездила за ними пол-Европы и у некоторых из них вызывала настоящие истерические судороги, эпилептические припадки, помрачение ума, вспышки дикой ярости. В Риме, Неаполе, Калабрии, Пулии ее боялись, как бедствия. В конце концов ее перестали принимать или наотрез отказывались входить при ней в транс.