Карлос Фуэнтес - Мексиканская повесть, 80-е годы

Всем ли было известно, что происходит? Он пытался подслушать разговоры старших, но безуспешно. Как-то спросил с наигранным любопытством, не заболела ли Лоренса, почему ее нище не видно. Ответ был вполне естественный: нет, она здорова, вероятно, просто устала. Слишком много работает; братья, возможно, этого не замечают, мать тоже — та вообще деспот, — но работа ее убивает.

Однажды (он сразу навострил уши) после обеда бабушка заметила:

— Как этот человек страдает. Уверяю тебя, иногда мне кажется, он с ума сходит. — Но больше ничего сказано не было.

Неужели, старался он понять, никто не подозревает об отношениях инженера с Лоренсой, если Вальверде все знает, ведь магазин его родителей — нечто вроде местного радио? Неужели совсем не общаются между собой люди, живущие по ту и по эту сторону стены? А может, те, что по эту сторону, стараются соблюдать приличия, поддержать законный брак, оттереть в сторону разлучницу, несмотря на общее расположение к ней, и защитить права законной супруги, как бы отвратна она ни была?

Недели через три после праздников наступил день ежегодной прогулки на лоне природы. Говорили, будто там, куда они поедут, в пруду около Сан-Лоренсо, водятся нутрии. Можно будет поохотиться. Дон Рафаэль, агроном, сказал, когда обсуждался план поездки, что ему все равно надо обследовать отводные каналы в этой местности и он воспользуется случаем, чтобы проверить состояние дорог и мостов и наладить все как следует. Инженер Гальярдо предложил поехать с ним вместе.

— Как плохо он осведомлен о том, что происходит в мире, — заметил дон Рафаэль по возвращении. — Должно быть, не слушает радио, не читает газет. Кто знает, каких он убеждений, но он не верит, что война скоро кончится. Даже падение Франции его не убедило. Я понимаю, с американцами не стоит говорить откровенно, но среди своих — другое дело. Я его спрашиваю о чем-нибудь, а он в ответ чушь несет, то ли не слышит меня, то ли не понимает, о чем речь. Но как ему нравится природа! И во все вникает. Я говорю, чтобы не беспокоился, что в трудных переходах навьючим поклажу на мулов. Нет, нет, бояться нечего, мои люди отлично знают дорогу. Правда, один мост малость не в порядке, но я велел укрепить тросы.

Ему не хотелось писать об остальных событиях, даже думать о них. Гораздо приятнее было приводить в порядок и компоновать наброски, вспоминать самые незначительные подробности, описывать, например, большие квадратные корзины для всякой снеди, каких со времен детства он уже не видел. Оживление в тот день было невероятное. Братья Гальярдо разделились. Ему выпало ехать в одном экипаже с Фелипе, но они почти не разговаривали. Он не знал, известно ли Фелипе о допросе, который учинила им его мать. Его разбирала злость; он понять не мог, как посмел Фелипе повторить слова Вальверде; хотя потом, припомнив, как мало осведомлена была жена инженера, догадался, что она, скорей всего, подслушала разговор сыновей.

Он решил, начиная отсюда, как можно короче пересказать события, не пускаясь в размышления ни о каких побочных обстоятельствах. Вереница колясок доставила их до места, где кончались каналы и начинались овраги, а отсюда уже они должны были продолжать путь пешком и перейти два висячих моста: один обыкновенный, над широкой, тихой рекой, а другой не такой уж безопасный — на него наверняка не часто ступала нога человека; это был мощный ствол, переброшенный через пропасть, очень узкую, но такую глубокую, что не видно было дна, слышался только грозный рокот стремнины, бьющей о камни. Носильщики перетащили их на плечах; раздавались крики, возражения. Громкие голоса, общая сумятица несколько нарушили настроение прогулки. Иные из женщин отказывались следовать дальше, хотели вернуться к коляскам, но в конце концов дали себя уговорить и перешли через мост. Мужья под влиянием жен тоже взбунтовались… Никто не предупредил их о такой опасности… Дон Рафаэль настаивал сухим, надтреснутым голосом, что нет тут ничего опасного, надо только соблюдать осторожность, каждого из них подвяжут, а ствол очень надежный, он сам велел сменить трос, за который можно держаться.

Пока шли споры, все мальчишки с плантации уже перебрались через мост, а за ними молодые техники и служащие, дочки управляющего, служанки, носильщики с припасами в корзинах и пивом в картонных ящиках; его кто-то посадил себе на плечи, но заметил он это, когда был уже на другой стороне; и он, и его сестра, и все остальные пришли в возбуждение, гордясь, что преодолели риск и опасность, а взрослые кричали на них, запрещая подходить к ущелью, ведь может произойти обвал! Крики сливались с мощным ревом воды, глубоко на дне бьющейся о скалы.