Дуглас Коупленд - Игрок 1. Что с нами будет?

— Интересная формулировка. Но я все-таки старый. Поверь мне на слово.

— У нормальных людей есть одно выражение: «Тебе столько лет, на сколько ты себя чувствуешь».

— Это просто красивая фраза, Рейчел. На самом деле все по-другому Когда ты молод, у тебя ощущение, что жизнь еще даже не началась. Как будто она еще только планируется и начнется на следующей неделе, в следующем месяце, в новом году, после отпуска — когда угодно. А потом ты вдруг понимаешь, что ты уже старый, а жизнь, которую ты запланировал, так и не состоялась. И ты задаешься вопросом: «А куда оно делось, все это время, которого, как мне казалось, у меня было навалом? На что я его, интересно, потратил?»

— Наверное, нам нужно вернуться в бар, Рик.

— Ни за что. Хочу остаться тут навсегда. Здесь и сейчас. С тобой.

— Там снайпер, за ним надо присматривать. Карен и Люку может потребоваться наша помощь.

— Да, знаю.

Рейчел поднялась на колени и посмотрела на Рика. Рик поцеловал кончик своего пальца, прикоснулся к губам Рейчел и сказал:

— Знаешь, мне всегда нравился Супермен. Мне нравилось думать, что в мире есть кто-то, кто не делает никому ничего плохого. И кто умеет летать.

— Супермен — это полный абсурд, — отозвалась Рейчел. — Сама идея, что люди могут летать, нелепа. Для того чтобы летать, нам нужны грудные мышцы, которые выпирали бы вперед на пять-шесть футов.

Рик улыбнулся:

— А я раньше молился. Просил Бога: «Пожалуйста, преврати меня в птицу. В красивую белую птицу, которая не знает стыда, и позора, и страха одиночества. И дай мне других белых птиц, чтобы мы летали все вместе под солнцем, и дай мне безбрежное синее небо, такое прекрасное, чтобы мне никогда не хотелось спускаться на землю и никогда не пришлось бы это делать».

Рик посмотрел в глаза Рейчел.

— Но ты не можешь быть птицей, — сказала она. — Ты человек. Люди не могут быть птицами.

Рик опять улыбнулся.

— Но вместо этого Бог дал мне тебя, Рейчел. Ты сейчас здесь, со мной. Я говорю, а ты слушаешь.

Рейчел моргнула и пристально посмотрела на Рика. Рик не был уверен, что она его понимает.

Рейчел сказала:

— Рик, на курсах социальной адаптации нам говорили, что люди часто кажутся наиболее привлекательными и интересными в те периоды, когда они себя чувствуют растерянными и вообще никому не нужными. Когда они думают, что их никто никогда не полюбит.

— Правда?

— Да. Пожалуйста, Рик. Вставай и иди со мной, ладно?

— Ладно. Вас понял. — Рик поднялся на ноги. — Что мне в тебе нравится, Рейчел, так это твоя полная непредсказуемость. Никогда не знаешь, что ты сейчас скажешь.

— Рик, а вот когда Дональд Дак поменял свои крылья на руки, как ты думаешь, он прогадал или выгадал от такого обмена?

— Дональд Дак? Прогадал однозначно. Кто в здравом уме отказался бы от умения летать?

Берт говорит:

— Все хотят попасть на небеса, но никто не хочет умирать.

Карен моргает.

Электричество опять отрубается, и никого это не удивляет. Тусклые лучики света сочатся сквозь баррикаду у двери, но это как-то не особенно помогает. Впрочем, Карен все же смогла разыскать за стойкой коробку настольных свечей и спички.

Берт смотрит на Люка.

— Так ты, получается, вор.

— Да, похоже на то.

— Наверное, теперь твои двадцать тысяч не стоят вообще ничего. Вот ведь ирония судьбы! Твоим прихожанам это не понравится.

Люк спокоен и невозмутим.

— Сейчас у них есть заботы и посерьезнее. Может, они еще даже не знают о том, что я сделал. А когда станет известно, что деньги теперь вообще ничего не стоят, никто и не будет меня преследовать. Я не планировал, чтобы все было именно так. Но вот как все вышло.

Карен встает, подходит к Берту и льет тонкой струйкой еще чуть-чуть водки на то, что осталось от пальца на его левой ноге. Берт морщится и говорит:

— Тебе, Люк, надо было украсть что-то более ценное. Может, кусок медицинского пластыря с ДНК папы римского… или крупинку антиматерии из этого суперколлайдера в Швейцарии.

— А ты, я смотрю, очень умный. Хочешь, отстрелю тебе еще один пальчик?

В дрожащем свете свечей, да еще при наличии дробовика комната напоминает картину какого-нибудь живописца, жившего лет триста назад. Жанровая картина. Здесь бы очень уместно смотрелись тушки зайцев и куропаток, подстреленных на охоте.

Берт презрительно кривит губы.

— Ага, власть ударила в голову.

Карен решает, что пришло время вмешаться.

— Мальчики, прекратите. Вы оба. Сейчас же.