Дуглас Коупленд: Игрок 1. Что с нами будет?

Она подошла к Люку, прикоснулась к высокому табурету у стойки и сказала:

— Я сяду здесь.

— Да, конечно.

Она села, и Люк подумал, что, похоже, она в первый раз в жизни попробовала усесться на высоком барном табурете. Она неестественно изогнулась, как это бывает, когда человек начинает учиться кататься на коньках или жонглировать. Но потом села нормально и принялась разглядывать бутылки на зеркальной стене за стойкой. Люк смотрел на нее, но ей, похоже, было безразлично, что на нее смотрят.

Он сказал:

— Парень заходит в бар, и бармен глядит на него и говорит: «Эй, это что — анекдот?»

Если Люк ждал какой-то реакции, он ее не дождался.

— Меня зовут Люк.

Короткая пауза.

— Меня зовут… — Еще одна пауза. — Рейчел.

— Очень приятно.

— Да.

Люк чувствовал, что замахнулся на то, что ему явно не по зубам. Он ужасно робел и стеснялся. Наверное, надо бы заказать выпить. И еще, может, каких-то закусок. Но чем угощают таких женщин? Гамбургерами из мяса пантеры? Паштетом из павлиньей печенки на хрустящих хлебцах? Или, может, красивые женщины вообще не едят человеческую еду?

— Хотите чего-нибудь выпить? Могу я вас угостить?

— Да. Имбирного эля, пожалуйста.

— Отлично. Бармен! — окликнул Люк Рика, но тот следил за развитием событий у интернет-парочки и поэтому был рассеян.

— Вы что-то хотели?

— Имбирного эля для Рейчел, а мне — «Гленфиддик» со льдом.

— Сейчас все будет.

Люк сунул руку в карман, где лежала толстенная пачка денег, достал полтинник, положил на стойку… и вдруг его словно отбросило в прошлое, в те времена, когда он считал себя хорошим человеком; когда он еще верил, что может чего-то добиться и что жизнь проходит не зря; когда ему было не нужно грабить банковский счет церкви, чтобы вернуть себе ощущение полноты жизни; когда каждый миг ощущался так, словно ты сидишь в баре с красивой женщиной; когда Люк чувствовал, что его молитвы еще что-то значат, что это не просто пустые слова, когда молитва была как луч, направленный в небеса, — такой же мощный и яркий, как солнечный луч, пробивающий тучи в конце хмурого дня, как прожекторы, освещающие здание голливудского театра «Кодак», когда там проходит вручение «Оскара». Люк не чувствовал себя потерянным, но ощущения, что он нашелся, тоже не было.

По телевизору, установленному над стойкой и работавшему без звука, шла реклама чего-то яркого, красочного, бесполезного и, без сомнения, предназначенного для того, чтобы пополнить собой и без того переполненные свалки мусора. Непонятно, с какого вообще перепугу в рекламе присутствовал мультяшный Рудольф, красноносый олень Санта-Клауса.

Люк сказал:

— Рудольф, красноносый олень — в июле?! Теперь что, модно справлять Рождество в разгар лета?

Красавица Рейчел ответила:

— Вы хотели сказать, Рудольф — полезный олень.

— В смысле?

— Это факт, Люк. Если бы Рудольф не сумел помочь всем остальным оленям, они бы бросили его на съедение волкам. И наверное, еще бы смеялись, пока волки рвали бы его на части. Рудольф был парией, но его приняли в компанию, потому что он смог быть полезным для всех остальных. Это не осуждение. Это лишь констатация факта.

Люк повнимательнее присмотрелся к Рейчел. У него было странное чувство, что он сейчас разговаривает даже не с человеком, а с кем-то, кто лишь на время принял человеческий облик. Отчего ему так неуютно? Оттого ли, что Рейчел такая красивая? Или она действительно с другой планеты? Или, может быть, эта женщина — долгожданный конечный продукт многолетних евгенических изысканий по физическому усовершенствованию человека, и теперь, когда наружное совершенство наконец достигнуто, человечество может направить усилия на улучшение и других своих качеств.

Он сказал:

— Я так понимаю, вы не очень-то любите Рождество?

— Я совершенно не религиозна. Я не верю в Бога. И не представляю загробную жизнь для себя. Было время, когда я пыталась себя убедить, что жизнь после смерти все-таки существует, но у меня ничего не вышло.

Спиртное развязывает язык, и Люк уже понял, что рядом с ним сидит существо недюжинного ума. Он спросил Рейчел:

— А вы верите в грех?

Спросил и подумал, может ли он ей понравиться. И есть ли у него хоть какие-то шансы на то, чтобы что-нибудь с ней закрутить. В то же самое время в его подсознании бушевал вихрь разрозненных образов: церковный полуподвал рано утром во вторник, освещенный светом холодного солнца, льющимся в южное окно, — пустынный и тихий, как оставленный людьми Чернобыль; эпизоды из самых первых серий «Звездного крейсера „Галактика“» на мерцающем телеэкране, а сам Люк сидит на кухне и ест консервированный суп «Кэмпбелл» прямо из банки; три воробья за окном его спальни дерутся за место на подоконнике.