Рачковский. Ах вы, дрянь! Вы что, думаете, я не знаю, что вы дезинформировали нас по делу Плеве?
Азеф. О Плеве изволите говорить? А кто в Кишиневе пролил еврейскую кровь, кто погромы организовывал, вы что думаете, я — железный, сердца у меня нет?
Рачковский. Вы сами за эти годы выдали нам десятки своих соплеменников!
Азеф. Я вам не соплеменников выдавал, а революционеров, убийц, а там в Кишиневе — невинные!
Рачковский. Гореть вам в геенне огненной!
Азеф. Разберемся, разберемся.
Рачковский. Доиграетесь.
Азеф. А вы уже доигрались, ваше превосходительство. Сколько дадите за батюшку-царя?
Рачковский. Что?
Азеф. За убийство государя императора?
Рачковский. Вы с ума сошли!
Азеф. Испугались? Вы бы еще дольше не отвечали на мои послания. Грохнуло бы так, что в Австралии было бы слышно.
Рачковский. Докладывайте.
Азеф. Гарантии.
Рачковский. Какие гарантии?
Азеф. Что вы не используете меня как проститутку, а отнесетесь с прежним уважением, как относились все ваши предшественники на этом посту.
Рачковский. Что вы хотите?
Азеф. Тысячу рублей каждый месяц — и без фокусов!
Рачковский. Вымогатель! Это зарплата министра!
Азеф. Не злите меня. Жизнь министра сегодня не стоит ни копейки.
Рачковский. Хорошо. Докладывайте.
Азеф. Это вам подчиненные пусть докладывают, а я, когда увижу, что вы держите слово, сообщу ход дела по прежним адресам. А сейчас попрошу вас распорядиться, чтобы меня вывели на улицу и устроили побег.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Собрание в Женеве. Кучка людей вокруг человека в инвалидном кресле.
Бурцев( заканчивая ). И тогда я понял, что этот предатель не кто иной, как Азеф.
Молчание.
Бурцев. Все.
Долгое молчание.
Бурцев. Я сказал все.
Савинковвыбегает из комнаты.
В тишине слышно, как заплакала женщина, отвернувшись.
Человек в кресле. Ну?
Бурцев. Что?
Человек в кресле. Вы удовлетворены? Вам удалось произвести впечатление?
Бурцев. Я просто рассказал, что знал.
Человек в кресле. Нет, вы не рассказали, вы нас вываляли в грязи своими измышлениями. Что нам со всем этим прикажете делать?
Старуха. Это гадко, гадко!
Бурцев. Я предполагал — вызвать Азефа и спросить.
Человек в кресле. То есть допросить? Кого?
Бурцев. Азефа.
Человек в кресле. Вы говорите об Азефе?
Бурцев. Ну, да, да, о ком же еще?
Человек с бородкой. Для камердинера не существует героя.
Человекв кресле. Об Азефе, которому это место доверил покойный Гершуни? Тот самый Гершуни, который не доверял никому, тот самый великий Гершуни, поцеловавший кандалы после того, как их на него надели, вы в это время только сказками о революции питались, Бурцев. Так вот Гершуни передал свое место в боевой организации именно Азефу — только ему, никому больше, слышите, никому из нас. И Азеф не подвел Гершуни.
Вбегает Савинков.
Савинков. Я убью его! ( Стреляет .)
Бурцев. Ага, промазал, промазал!
Человек в кресле. Савинков, прекратите самодеятельность!
Человек с бородкой. И что за страсть у нас, русских, изобличать друг друга?
Савинков. Слушайте, Бурцев, Азеф стоял рядом с нами, когда мы строили бомбы. Он учил нас их строить, он учил нас терпеть и ждать, ждать той минуты, когда начинает сосать под ложечкой, нервы не выдерживают, и ты уже ничего не видишь, кроме ужаса предстоящего, когда ты из человека станешь убийцей, вот ты сейчас бросишь бомбу в такого же, как ты, смертного, не в сановника, которому вынесла приговор партия, а в человека, которого разорвет на куски, и если тебе не повезет умереть вместе с ним, то ты останешься стоять как вкопанный над клочьями окровавленного человеческого тела, но тут всегда появлялся Азеф и своим спокойствием возвращал смысл всему предприятию, ты вспоминал — кто ты и зачем, и бросал бомбу, и окровавленные тела больше не внушали тебе ужас, потому что это были не просто человеческие тела, а результат твоей работы, жалость исчезала, сострадание, ты мог гордиться собой. Все это я пережил лично и могу свидетельствовать, что малодушие и героизм идут рука об руку в таких делах, и если бы не Азеф… Эх, про что с вами говорить! Поверьте, я научился убивать, Бурцев, и, если вы не извинитесь перед Азефом, я убью вас.
Читать дальше