Луис Карлос Монталван - Пока есть Вторник. Удивительная связь человека и собаки, способная творить чудеса

Когда я начинаю падать в кроличью нору тревоги или клаустрофобии, даже если я в ресторане, Вторник ткнется носом и вернет меня в настоящий момент своим умильным оптимизмом и очарованием с высунутым языком.

Он может выполнять все задания, которым его учили: открывать двери и шкафчики, включать свет, приносить лекарства, трости, оброненные предметы, газеты и почти все, что весит не больше пяти-девяти кило.

Но мои физические повреждения начали заживать, и так нагружать пса нет нужды. Часто мне просто нужна его смелость, чтобы переступить порог, потому что при клаустрофобии и ПТСР первый шаг труднее всего. В течение жутких месяцев после переезда на Манхэттен я дважды планировал отчаянные поездки к родителям в Вашингтон. Мой отец с осени 2007 года сделал поворот кругом. Он изучил ПТСР и, признав свою ошибку, продолжил работать собой и нашими отношениями. Вместо самого строгого он стал моим ярым сторонником. В трудные времена я хотел быть рядом с ним, но мысль о толпах и поездах, разделяющих нас, заставляла меня остановиться перед дверью квартиры. Вторник тащил меня через порог, а когда мы ехали в подземке на вокзал, было уже сравнительно просто. Вторник брал контроль на себя и вез меня шестьсот километров до дома.

И дело не только в том, что он меня понимает, хотя это немаловажно. По одному моему слову Вторник может отвести меня в десяток мест. Он может меня заменять, он — зеркало моего сердца. Той осенью у моих родителей он был как ребенок, совсем потерял голову от радости. Папа, пожалуй, единственный человек, на которого Вторник прыгает. Пес любит подсовывать голову под руку отцу, читать с ним газеты и валяться в его удобном кресле. Этот восторг и уют для меня бесценны. Они напоминают, что я в безопасности. Что эти люди любят меня и, несмотря ни на что, до сих пор заботятся обо мне.

Для меня невероятно важна его общительность, готовность взаимодействовать с миром. Где бы он ни был. Вторник излучает счастье и любовь. Он хочет, чтобы его заметили, и что-то — наверное, глаза, а может, глуповатая улыбка — подбивает людей подойти к нему. После занятий или даже в университетском дворе симпатичные девушки, которых я не знаю, говорят:

— Привет, Вторник!

И улыбаются. Прохожие на улицах машут или останавливаются сказать:

— Какая красивая собака!

Я все еще терпеть не могу ездить в госпиталь УДВ, но даже в худшие мои дни, когда я не хочу никого видеть, аура Вторника и его любовь помогают мне справиться со всем. Он сидит рядом, смотрит на меня, и я знаю: он хочет, чтобы я его обнял. Поэтому я его обнимаю, и зудящие лампочки и грязные стены больше не кажутся такими уж невыносимыми.

В хорошие дни я не чувствую потребности сидеть потише и убраться поскорее — в такие дни я даже подталкиваю пса и головой киваю на сидящего рядом ветерана. Когда Вторник смотрит на тебя, его невинные и шаловливые глаза затягивают. Его практически невозможно игнорировать.

— Хотите погладить его? — спрашиваю я.

Я умею по виду определять состояние, поэтому знаю, когда ветеран хочет, чтобы его не трогали, или когда он совершенно чокнутый (а таких, увы, много — слишком много). На моей памяти не было ни одного случая, когда мужчина или женщина отказывались погладить Вторника. Обычно они задают пару вопросов о нем, а потом говорят:

— Он совсем как мой пес.

Может, это пес, оставшийся дома. Может, дворняга, которую их подразделение подобрало в Дананге или в Талль-Афаре. Может, пес, который был у них в детстве. В любом случае Вторник становится поводом завязать разговор, способом вспомнить о человечном в расчеловечивающей казенной приемной.

Нечасто, но несколько раз я замечал человека, в одиночестве сидящего напротив, и подходил к нему со Вторником. Это всегда ветеран помоложе меня, вроде тех солдат, с которыми мне выпала честь служить. Может, видя таких парней, я вспоминаю, каким и сам был не так давно, как сидел под тусклыми лампочками, силясь дотерпеть, пока не получу новый набор лекарств, и чувствуя себя просто номером, длинным номером, на который всем, по большому счету, наплевать.

— Хочешь поздороваться со Вторником?

Никогда не забуду, как однажды молодой человек поколебался, потом протянул руку и, ни слова не говоря, стал чесать Вторнику спину и лоб. Пес сначала потянулся к нему, но потом подумал и сел. Молодой человек гладил ретривера несколько минут, даже не взглянув на меня. Когда он наконец убрал руку, моя спина затекла и болела, я всем весом опирался на трость.