Аугусто Бастос - Сын человеческий

К их спинам кротко припадало безбрежное пространство: оливково-черное небо, усеянное блистающими искрами светил, поле, светляки и звезды — все сливалось в одно неделимое целое.

Так машины продвигались вперед. Земля становилась все суше, колеса увязали в зыбучих песчаных наносах. Старые моторы пыхтели и кашляли. Большую часть времени им приходилось работать на первой скорости. Шины буксовали в кучах песка, шоферы вылезали из кабин и отгребали песок лопатой или мачете, стараясь сдвинуть машину с места. Руки водителей приросли к переключателям скоростей. Коробка скоростей то исправно работала, то вдруг начинала скрежетать, и мотор выходил из строя.

Нужно было напрягать последние силы, чтобы освободиться от цепких объятий дороги, которая никак не хотела оторваться от колес. Машины медленно двигались по прогалине, она разевала пыльную пасть и грозилась их поглотить. Так они тащились уже больше двух часов, а прошли только полторы лиги. До места, где располагался командный пункт дивизии, оставалось еще не меньше пятнадцати. Но если бы этим исчерпывались все трудности! Над водителями тяготела другая опасность: мародеры и бандиты как свои, так и вражеские, — которым шоферы могли дать отпор лишь с помощью заржавленного карабина да нескольких ручных гранат, спрятанных в вещевом мешке.

Усталость и сон понемногу одолевали водителей. Перед самым выездом с базы они успели проглотить по котелку горячей бурды — больше ничего не удалось съесть из-за бомбежки.

Они въехали в просторную и гладкую, как озеро, котловину. Желтое пятно головной машины маячило впереди, указывая дорогу. Кристобаль Хара заметил, что машина Сильвестре вдруг затормозила. А минуту спустя ее свет замигал настойчиво и призывно.

— Может, стряслось что с Акино? — потягиваясь, пробормотал Гамарра. — Вроде бы сигналит.

Хара не ответил. Он напряженно вглядывался вперед. От тусклой лампочки, горевшей в кабине, на лицо ему легли тени.

Из-за плотной завесы пыли вынырнула фигура: человек, подняв руки, остановился посреди дороги. В сухом желатине света, летевшем из фар, силуэт приобретал все более и более явственные контуры. Сильвестре Акино резко затормозил.

— Güepa рога! [72] Черт, что за привидение! (гуарани) — пробормотал, он. — Наверняка дезертир.

— Или мародер-боливиец, — заметил его помощник Отасу, берясь за карабин и прицеливаясь.

Акино стал включать и выключать фары, желая ослепить незнакомца, но тот медленно шел им навстречу, не опуская рук.

— Стой! — крикнул струхнувший Отасу и щелкнул затвором.

Человек замер на месте. Руки вытянулись по швам: в его осанке не было ничего вызывающего, агрессивного. Это был низкорослый солдатик, без всякого оружия, даже без винтовки.

— Mávaiko-nde? — прокричал Акино на гуарани традиционный вопрос и тут же повторил его по-испански: — Кто идет?

Солдат молчал.

— Ты наш или боливиец? — настаивал Акино.

Солдат беспомощно разевал рот, но не произнес ни звука, и снова пошел к автоцистерне. Тут Акино откинулся на спинку сиденья. У него глаза полезли на лоб от удивления, но почти сразу лицо стало добрым и лукавым.

— Буду стрелять! — произнес Отасу.

— Не надо.

— Почему, сержант?

Солдат подходил все ближе. Свет бил ему в лицо, отчего оно казалось желтушным, беспокойным и в то же время решительным. В двух шагах от автоцистерны он снова остановился. И тут все признали в солдатике Сальюи. Подрезанные ножом волосы торчали из-под шляпы белесыми космами. Стянутая с убитого солдата военная форма висела на ней мешком. По ткани от света фар бежали желтые и темные пятна.

— Ты куда это, Сальюи? — почти по-отечески спросил ее Акино.

— Можно мне сесть в машину? — только и сказала она.

— Ты что, решила малость освежиться? — съязвил Отасу.

Она даже не удостоила его взглядом. Стояла и ждала, когда ей освободят место в кабине.

— Уступи ей место! — приказал Акино.

Отасу, враждебно косясь на Сальюи, неохотно вылез на подножку. Машина взревела и поехала дальше, по прогалине. Вся колонна — от ведущего до хвоста — снова пришла в движение. Стеной перед ними стояла пыль, и конические пучки света ввинчивались в густой мрак, указывая дорогу темным пыхтящим увальням… Акино и Отасу завязали тряпками рот и нос.

Сальюи сидела с отсутствующим видом, куря сигарету за сигаретой — подарок Хуаны Росы. От сильной тряски ее кидало то к одному, то к другому спутнику в странных масках.