Аугусто Бастос - Сын человеческий

— Но вода там очень нужна, — неуверенно протянул Ривас.

— Одной цистерной больше, одной меньше, все равно этой водой не напоишь десять тысяч человек.

Сквозь молочный квадрат окна отраженный свет падал на лицо Кристобаля, и Сальюи заметила, как оно вдруг напряглось. Но в ту же минуту девушка уже разобрала приглушенный рев автомобильного мотора. Он все приближался. Гамарра, напоминавший в своем одеяле безголовую тушу, завозился.

— Машина, ребята, — пробормотал он и, вынырнув из-под одеяла, растерянно замигал. Он был весь мокрый, будто выкупался в речке.

Лицо Кристобаля выдавало досаду и озабоченность: куда же свернуть? Искать здесь развилку — пропащее дело, на нее даже и намека не было. Непроходимая чаща глухой стеной смыкалась вокруг машины. У песчаных наносов, по которым пролегала дорожная колея, деревья стояли плотно пригнанные друг к другу, ствол к стволу, так что о боковой тропе и речи быть не могло.

— Каюк нам, сеньоры, каюк, — бормотал Гамарра, — какая уж развилка в Гарганта-де-Тигре! И надо же столкнуться здесь… — Он хотел выругаться, но осекся, вспомнив, что в машине сидит Сальюи.

Рокот мотора доносился все явственней, но его забивал странный шум, который смахивал на сопение огромной толпы, с трудом толкающей грузовик.

— Не уступай им дорогу, Кирито! Anike! [75] Нет! (гуарани)

Из-за поворота выплыли фары и вперили свои бельма в автоцистерну Кристобаля. Гамарра моргал сонными глазами. Кристобаль тоже прищурился от слепящего света. Он сбавил ход. Две машины сошлись нос к носу. Это был грузовик, везший раненых. Они лежали как попало в кузове, и их стоны отчетливо доносились до водителей. Шофер высунулся из кабины и, тыча пальцем в Кристобаля, закричал:

— Двигай назад, ребята! Моим пассажирам ждать недосуг.

Кристобаль дал задний ход, и машина наехала на свою собственную тень. Гамарра вскочил на подножку и заорал:

— Назад, назад!

Грузовики попятились, слово «назад» летело от машины к машине, пока не слилось в одно зычное «ад…», гулким эхом отдававшееся вдали. Ревели, выбиваясь из сил, моторы, заглушая хриплое оханье истерзанных людей. Были видны лежащие вповалку раненые: ноги и руки в запекшейся крови, бинты, прилипшие к потным телам, мертвенно-бледные лица. Сквозь волны пыли и тучи москитов, вынырнув из темноты, четко обозначились в лучах фар чьи-то обожженные пальцы.

Отасу и Ривас с притворным усердием суетились у якобы вышедшей из строя машины, выжидая, пока отдаляющийся гул моторов не затихнет совсем. Теперь на прогалине они были одни. Опустили капот. Отасу подошел к крану и повернул его. Он пил так долго, что стал икать. Ривас сделал то же самое. Кран они не завернули. Вода с тихим журчанием впитывалась в песок, и, когда бульканье прекратилось, а невнятные шорохи улеглись, в тишине, разлитой по сельве, на низких глухих тонах зазвучало едва уловимое тремоло ночи. Казалось, это гудят гуаламбау, под звуки которых пляшут индейцы, до упаду кружась у священных ритуальных костров. Поток выбрасываемого фарами желатина растекался лимонным пятном посреди дорожной колеи. Луны не было, зато был участок земли, обожженный горевшей санитарной машиной. В глубине выжидательно темнели два одиноких креста.

Машина развернулась и прошла мимо них.

— Сильвестре наверняка отправил бы нас в расход, — пробормотал Ривас.

Отасу, согнувшись в три погибели, машинально потирал щеку, по которой его когда-то ударил Сильвестре.

Утреннее гнойно-серое небо, проглядывая сквозь зазоры сплетенных ветвей, летело навстречу грузовикам, продолжавшим путь по прогалине, еще окутанной ночью. Кусты редели. Наконец машины вышли в открытое поле и пошли дальше — землистые комочки, покрытые паутиной и выброшенные лесной чащей в темную бескрайность пустыни, усеянной островками блеклой зелени.

Гамарра вскарабкался на кузов и, держась за борт, окинул взором автоколонну. Он вглядывался изо всех сил, смотря из-под руки налитыми кровью глазами, словно выгнанный из сельвы филин, который ослеп от восходящего солнца.

— Десять вроде бы на месте… Похоже, что нет только машины Отасу. — Он, кряхтя, слез со своего наблюдательного пункта и снова нырнул в трясущуюся кабину.

С запада доносилось уханье пушек и треск пулеметов. Люди услышали их еще до того, как очутились в открытом поле. Но на последнем участке к цели им начало казаться, что они давно уже кружат у одного и того же места, откуда долетает звук приглушенных взрывов. От этих взрывов дрожат автомобильные покрышки, а у людей стучат зубы. Но теперь грохотала вся округа, будто снаряды рвались где-то совсем рядом.