Николай Байтов - Думай, что говоришь

— Так что я жду, Валюшастик, — сказал он, не откладывая пистолета. — Твои объяснения про квартиры в Киеве и в Москве — замечательны. Я их принял и признал их безупречными. Теперь я жду объяснений про тусовку. Как ты их всех заставил петь под себя?

В саду начали взрывать петарды. — Одну грохнули, другую, третью. Кто-то пробежал, ругаясь, — погнался. Мальчишки, наверное, убежали… Нет, опять крики: поймали кого-то и волокли… «Да это не я!.. Ой, пусти!.. Руку сломаешь!.. Пусти!.. Не я это! Вон те пацаны! Они через забор перелезли!»

А как я мог их заставить? — И этого он ждёт? Но это невозможно, и этого не было. Я ничего не могу объяснить, даже придумать и наврать. Тусовка разомкнута. Её нельзя сделать. Если он это понимает, то он, значит, не до конца псих, но если он требует объяснений, то он уже… Всё это вихрем пронеслось… Эх, если б я мог вскочить и убежать в тот момент.

— Что такое?? Что это ещё за «Валюшастик»? — крикнул я. — Ты говори да не заговаривайся давай-ка! Ты понял?

Он не ответил. Усмешка его была круче кипятка.

— Ну чего? да? Короче, ты утверждаешь, что я — Валентин, да?

Он скривился.

— Слушай, я, кажется, просил тебя не говорить о нём! Ты — не Валентин. Ты — говно, Валюшастик. Он-то был мне истинным другом, и разве стал бы он выделывать эти фортели с утоплением и с бойкотом, когда вокруг меня все переглядываются и смеются в кулаки? Нет, у него хватило бы великодушия просто сказать: «всё, друг милый, мы врозь, не взыщи, не обижайся». — Разве я бы этого не понял, а?

Снова телефонный звонок.

— Алло? Коля?

— Да. Я.

— Слушай, у меня к тебе просьба. Полина сейчас должна подъехать на приём к Евгению Дмитриевичу…

— Алло! Кто говорит? Кого вам надо?

— Николая Брауде. Это Центр нетрадиционной медицины?

— Нет. Ошиблись.

— Да разве я на него похож? — задал я наконец самый глупый и самый разумный вопрос. Как ни абсурдно это было, но — не удержался, вырвалось.

Он кивнул.

— Ага… Нет. Похож? Да кого ты обманешь? Твоя пластическая операция… Всё равно все видят. Белыми нитками шито. Да ты и не старался. Тебе надо было посмеяться надо мной. Ну, смейся, продолжай…

— Что за бред! Опомнись и посмотри на меня критически, ну-ка! Ты дружил с Валентином многие годы, насколько мне известно, ты должен досконально знать все его повадки, не только лицо…

— Да, не только, — согласился он. — Конечно. Я покажу тебе. Снимай брюки и трусы.

— Чего?.. Ты что?

— Снимай.

Телефон.

Опять этот тип:

— Алло, это Центр нетрадиционной медицины?

— Да нет же! Какой вы номер набираете?

Не ответил. Положил трубку.

— Ты что?.. Зачем ты направляешь на меня пистолет?.. Ты же сказал, что паспорт. Я дал тебе. А теперь — зачем?

— А теперь ещё и за этим. У тебя там большая родинка должна быть с левой стороны от пупка и чуть ниже… Фу, как ты противен мне, омерзителен!.. Ладно, можешь не снимать, только спусти немного.

— Я не сделаю этого!

— Сделаешь. Считаю до трёх.

— Откуда ты узнал, что у меня там родинка?

— Узнал? — Он расхохотался и ткнул меня стволом в живот.

— Раз. Два.

Я расстегнул брюки и показал.

Минуту он смотрел. Его лицо изменилось. Верней, оно менялось всю минуту непрерывно и быстро, как небо с низко бегущими рваными облаками.

Потом он встал и убрал пистолет в карман.

— Мразь! — сказал он, запахивая пальто.

В следующую секунду он вышел.

— Доктор, сухаго?

— Агдаму с вашего позволения сказать я бы пригубил.

— А к даме моей если вы будете продолжать позволять себе прислоняться, я не посмотрю сквозь зубы на ваше святейшество и попросил бы.

— Позвольте, однако.

— Ваня, а как там в ванне?

— Порядок: наполняется. Сейчас я проволочку подыщу соответственно.

— Доктор, а сказать вам, кто из нас мент?

— Кто?

— Сказать или не надо?

— Не надо.

— Сам знаешь?

— Он знает.

— Он знает, а мы-то нет. Пусть он нам скажет.

— Ваши намекающие инсинуации я в одно ухо впускаю, а через другую ноздрю выпускаю продолговатой соплёй.

— Во понтяру лупит ментяра.

— Позвольте, однако.

— Ваня, а как там в ванне?

— Порядок: наполнилась. Вот я и проволочку подыскал соответственно.

— Доктор, видите ли вы эту проволочку, свёрнутую в виде упругой петельки?

— Ваши приспособления нехитрой механики я расцениваю недвусмысленно только так.

— Нет, а я продолжу: если вы будете позволять себе продолжать, я уже не посмотрю сквозь слёзы, а попросил бы, — да, подчёркиваю, я попросил бы держать ширинку застёгнутой на все сто.