Дельфин де Виган - Но и я

Я успела уже все убрать, собрать чемодан, выкинуть остатки ужина и сосчитать цветы на обоях, когда Но проснулась. На метро мы доехали до вокзала Сен-Лазар, напротив нас какой-то мужчина не переставая вставал и садился, поправлял воротник, галстук, одергивал рубашку, смотрелся в стекло, потом, через несколько секунд, начинал все сначала — те же движения в том же порядке. Еще одно доказательство того, что в этом самом порядке вещей что-то явно не в порядке. Достаточно посмотреть вокруг. Достаточно заглянуть в глаза людям, сосчитать тех, кто разговаривает сам с собой, кто бредит наяву, достаточно просто спуститься в метро. Я думала о побочных эффектах жизни, которые нигде не обозначены, нет ни инструкции, ни указаний, как от этих побочных эффектов избавляться. Я подумала, что насилие было и в этом тоже. Насилие — повсюду.

По перрону гулял ветер, мы укрылись за щитом расписания поездов и стали искать наш. Ближайший поезд до Шербурга уходил через два часа. Нашли зал ожидания и уселись на пластиковые стулья как можно дальше от входной двери. Но скрутила себе сигарету, сказала — пойду куплю билеты, жди меня здесь.

Не знаю, как я не увидела, что она взяла с собой чемодан, не знаю, как такое вообще возможно. Я еще раз спросила, хватит ли у нее денег, она повторила — не беспокойся об этом, я уткнулась носом в сумку, чтобы найти платок, а она тем временем ушла. Я не видела, не видела, не видела, что она взяла с собой чемодан.

Я ждала ее. Не волновалась. Ждала полчаса. Потом еще полчаса. А потом заметила, что нет чемодана. Я еще подождала, потому что ничего другого не оставалось. Она не могла уехать без меня. Я ждала, потому что боялась, что мы разминемся. Ждала, не двигаясь, чтобы ей было легко меня найти. Я ждала, ждала, пока не наступила ночь. Кажется, я ненадолго задремала, в какой-то момент мне показалось, что кто-то хлопает меня по плечу, я обернулась, однако никого не было. Я ждала, но она не вернулась.

Было холодно, и я ничего не ела со вчерашнего вечера. Когда ушел последний поезд на Шербург, я вышла из здания вокзала, побрела по улице Сан-Лазар, вокруг сновали машины, автобусы, все двигалось, шумело, сигналило, у меня так кружилась голова, что пришлось остановиться. В уголке кармана я нащупала миниатюрный «Опинель», [15] Складной нож фирмы «Опинель». который Лукас как-то обронил в классе и не заметил, а я подобрала и с тех пор всегда таскаю с собой.

Но меня бросила. Она уехала без меня.

Улица вокруг жила своей шумной, беспорядочной и запутанной жизнью.

Мы ведь вместе, а, Лу, мы ведь вместе, ты доверяешь мне, ты мне веришь, позвони, когда выходишь, я буду ждать тебя внизу, я жду тебя у кафе, платят лучше, но я работаю по ночам, дай поспать, я подыхаю, я не могу пошевелиться, не надо об этом говорить, мы вместе, Лу, если ты приручишь меня, я стану для тебя единственным в мире, попросите, пожалуйста, Сюзанн Пивет, проводи меня, если можешь, ты задаешь слишком много вопросов, Лу, ну а ты что думала, так ты поедешь со мной, пойду куплю билеты, это не твоя жизнь, понимаешь, Лу, это не твоя жизнь.

Я шла пешком до самого дома, у меня не было денег, не было проездного, у меня ничего не было. Я шла долго, не спеша, не просила помощи, не обращалась в полицию. Ногам было больно в кроссовках. Со мною что-то случилось. Только что. Что-то такое, смысл чего мне необходимо понять, измерить, взвесить — раз и навсегда. Я не считала ни светофоры, ни «рено-твинго», не производила умножений в уме, не искала синонимов разрыва или определений сложности. Я шла, глядя прямо перед собой, я знала дорогу, со мною что-то произошло, что-то заставило меня повзрослеть. Я больше не боялась.

Я позвонила в дверь, открыла мама. Волосы растрепанные, глаза красные. Она стояла передо мной и, казалось, не могла обрести дара речи, а потом вдруг резко притянула меня к себе, без звука, и заплакала так, как я еще ни разу не видела. Не знаю, как долго мы так стояли, в молчании, ее тело содрогалось в рыданиях, у меня все болело, но не было слез, просто мне было так больно, как никогда прежде. Наконец она сказала — ты нас так напугала, и ушла в гостиную звонить отцу, который был в комиссариате.

Мы с Лукасом выжидали несколько недель, прежде чем отправиться к Женевьеве в «Ашан». Доехали на метро до станции «Баньоле», взяли тележку, вошли в супермаркет. Отовсюду лилась музыка, звенели колокола, прилавки были уставлены пасхальными яйцами. В мясном отделе мы встали в очередь. Женевьева узнала меня, сказала, что освободится через четверть часа, и велела ждать ее в кафетерии.