Игорь Савельев - Терешкова летит на Марс

Дама на экране между тем меняла, как в стареньком калейдоскопе, парики, наряды, лица: в одних сценах она напоминала сегодняшнюю Гурченко, в других — Эльзу Леждей, в третьих еще кого-то, туманно плывя подбородками. И в самой этой утере лица было что-то заведомо трагичное. Ухо ловило забавный, не семидесятых совсем, выговор: фюр э р, р э йс, аэр о дром , а взгляды в сторону актриса кидала как-то нарочито, птичьи, а щурилась тоже… — в канонах разве что не немого кино. Когда она выходила из кадра, все становилось уж совсем картонным, неприличным и несостоятельным: фильм, конечно, ни о каких не о разведчиках. А о ее взгляде, повороте головы, подаче перчатки для поцелуя. О том, с каким шиком она захлопывает дверцу слезящегося в хляби «мерседеса».

— Вам нравится Любовь Орлова? — чуть насмешливо даже спросила Ольга, перехватив взгляд Паши.

— Ну вообще — да… Но не в «Скворце и Лире», конечно.

— Я тоже люблю Орлову. С детства. — И вдруг Ольга граммофонно и неожиданно похоже пропела: — «Диги-диги-ду, диги-диги-ду, я ис пущка в небо уйду!»

Паша от неожиданности чуть не рухнул с кресла, они долго смеялись.

— Но «Скворец и Лира» — это позор, — почему-то жестко продолжила Ольга. — В семьдесят играть девушку! Вон как она прячет лицо в букетик и оттуда разговаривает…

— А мне ее жалко, — вдруг сказал Павел, серьезно, внезапно для самого себя. — Вроде бы такая звезда, да? А что она играла? Всякую чушь, пляски-песенки… А тут — попытка хоть в старости сыграть какую-то серьезную роль. Они же с Александровым не виноваты, что в шестидесятые, семидесятые годы… ну, их выбросило из реальности, что ли.

Паша немного интересовался советским кино и запоздало сейчас испугался, что понесло его на «умные разговоры» в совершенно не той обстановке и ситуации. Но увидел внимательные глаза Ольги. Она его рассматривала как впервые.

— Ну почему — не виноваты? Здесь со стороны Александрова — элемент карьеризма в какой-то степени. То он снимал, а то не снимал по десять лет. Зашиб денег, построил дворец, и все, кино больше не нужно. Взялся на старости лет вот за это позорище: наверное, деньги на книжке кончились, ага. А Орлова, по-моему, все-таки была не такая…

Ольга говорила все это с таким неожиданным жаром, а Павел не мог не поймать в этой пламенной речи «дворец» да «деньги»: а сами они сейчас — где сидят?..

— А я вот Александрова и Орлову уважаю за это, за то, что они взялись за этот фильм, — рубанул Паша. — Дерьмо получилось (простите…), но — уважаю. Вот они как раз и могли сидеть на этой, как вы говорите, сберкнижке. А они все-таки решились на этот фильм. Они как умирать пошли в искусство. Они же все на это бросили — имя, легенду, здоровье, не знаю… И все проиграли, кстати. Но главное — рискнули. Орлова-то, она сколько делала операций, сколько всего, строила красоту, и все в эту топку, под лампы, под килограмм грима… И после этого и заболела и умерла.

— Просто переход души на пленку! — сострила Ольга и правильно сделала, потому что и Паше к концу его монолога захотелось чем-то сбить патетику — как сбивают температуру.

— Да вы рыцарь, — Ольга улыбнулась, — защитник прекрасной дамы…

— Старой дамы, ага. Я просто уважаю людей, у которых есть цель. Ну мечта — как угодно! Какой-то главный стимул, ради которого можно всем рискнуть и… все отдать. Наверное.

Он поскучнел.

С золотой карточкой было покончено. Чай не выпит. И Ольга даже спустилась его проводить:

— Спасибо! Так, честно говоря, неожиданно, что такие интересные люди… — Она запнулась.

— …Бывают курьерами! — расхохотался Павел.

Ольга протестовала и тоже смеялась. На том и расстались. Прэлестно.

Ну, беседы беседами, а «интересным людям» тоже надо как-то выбираться из элитных поселков: Павел не догадался, а точнее, как-то не собрался вызвать такси из особняка Львова (пришлось бы еще задерживаться, сидеть) и теперь ошарашенно выпал на идеальную асфальтовую ленту меж заборов и брел по ней до самой трассы. Идеально и мертво: ни звука, он ощущал, как за ним следят камеры. Был он тут — или не тут? — в относительном детстве, когда только началась мода на коттеджи. Все стояло серое, цементное, пустое, и даже детские площадки во дворах походили скорее на строительные. Но тогда было не тихо, а буйствовали до блевоты волкодавы в этих самых дворах.

В тот день, 19 февраля 2007 года, в Красноярске аварийно сел «Боинг-757», следовавший рейсом Красноярск — Москва. Как сообщило РИА «Новости» в пресс-службе авиакомпании «КрасЭйр», на борту находились 136 пассажиров. Сразу после взлета сработала сигнализация отказа кондиционирования. Командир корабля принял решение возвращаться в красноярский аэропорт Емельяново. Никто не пострадал.