Игорь Савельев - Терешкова летит на Марс

— Что это? — пугался Павлик.

— Проверка на пацана! — отвечал Максим гордым шепотом и пояснял, что у них в поселке так прижигают в пацанском кругу, «бычкуют» сигарету о руку новичка, чтобы посмотреть — не вскрикнет ли, не заплачет. «В твоем возрасте», — сказал Максим, и Павлик мучительно думал, крикнул ли бы он.

Сейчас он не мучительно, но как-то назойливо думал, осталось ли у Макса это пятно, и не мог перестать коситься на обе его руки (он не помнил — какая) с безупречно выступающими манжетами.

Максим изменился очень.

Вот за таким человеком Наташа, наверное, и пошла бы на край света. Успех и целеустремленность он попросту источал. Каждое утро он вставал над столом, как капитан шхуны, с прищуром, с крепкими зубами в безупречной улыбке, и с каким-то шиком свежую деловую прессу выбрасывал на берег.

Экипаж же весь — Паша да секретарша Эля, блондинка, все как полагается. Эля была заочницей, как это ни смешно, сельхозинститута (правда, по какой-то экономической специальности), была безмятежна, играла на компе в «косынку». Однажды, когда она отсутствовала по причине экзаменов, Паша полез в ее компьютер за какими-то документами и случайно попал в чат, в котором Эля, видимо, и обитала. Чат безликий, созданный для озабоченного в меру молодняка, тупенько оформленный, и звалась коллега в нем «Элька-ENTER». Да уж. Чудеса оригинальности. Жаль, Максиму не рассказал. Тот бы обязательно поглумился на тему того, что «enter» — это «ввод».

Сам же офис как офис. Над начальственным креслом Максима Паша заметил приклеенную скотчем бумажку, бланк, заполненный летяще медицински, приплюснутый фиолетовой печатью, и в каком-то не то гербе, не то лейбле, исполненном в стиле советской текстильной промышленности, Паша узнал символ радиации. А вглядевшись, узнал и украинский язык.

— Так я же ездил в Чернобыль, ну, в Припять, в смысле, — оживился Максим. Горделивая нотка. — Летом. Дорого, черт… Но двухдневная экскурсия… Прикольно!

— Ой, это же опасно! — напевно ужаснулась Эля.

— А что опасно? Ты про радиацию, что ли? Да чушь вообще. По крайней мере, два дня там можно побыть без особого… И знаете, сколько приезжает туристов? Особенно из Европы. Им это как «адский Диснейленд», так сказал один немец, а мне проводники передали.

— Проводники? — Паше на ум пришли вагоны, поезда.

— Ну кто там водит все эти экскурсии… Знаешь, на что это реально похоже? На Кубу. Как на Кубе заповедник всех этих «бьюиков» и «кадиллаков», так и Зона тоже такой заповедник уже. Я там день походил, по всем этим кварталам, подъездам, и понял, что все это уже видел на фотках, там каждый «вкусный» ракурс обсосали уже десять раз. Все эти маленькие противогазики на полу детского сада… Над ними дышать нельзя, понимаешь? — так все это охраняется, эта псевдозаброшенность… Тем более без жителей все становится какое-то жутко ветхое, там зайдешь в подъезд и думаешь, как бы все эти лестницы не рухнули, — а ведь построено тогда же, когда наши дома, даже попозже… Ну так вот. Три с половиной эффектные картинки. Все вокруг них ходят на цыпочках, табунами, и боятся шевельнуть этот чертов противогаз на полу. Была катастрофа, а теперь гламур. — И Максим порадовался внезапной мудрости.

— Гора родила мышь, — ответил Паша, соображая, насколько все это правда, а насколько — ради красного словца и смог ли бы он шагать через детские противогазы, не содрогаясь. Ну а разве не смог бы? Действительно, после сотой фотосессии, «концептуальной», обработанной каким-нибудь модным изнемогающим гением, с придыханием: «Стало немножко грустно за людей».

Что-то общее и правда было, едва брезжило. До знакомства с красной папкой Паша и не обращал внимания, как смакуют в газетах авиаужасы, как бравируют словечками вкупе с самыми эффектным деталями последнего полета живых людей. И будущий пассажир, сидя с газетным листом в стеклянной громаде аэровокзала (в руках картонка посадочного талона — не потерять, в башке жиденькое эхо объявлений — не прослушать), холодея, совсем как гость Чернобыля, хочет: еще, еще!

Пытаясь загрузить себя по уши, стахановски обрушивая пласты памяти, мыслей, чувств, Павел в первые дни являл миру невиданный энтузиазм и пару предложений шефу высказал. Например, запомнились слова Максима, что в город к ним гоняют самолеты со сплошным бизнес-классом. И вспомнились страдания несчастных волейболистов, которые не умещались в кресла и понуро торчали в проходе в полусне, как подвешенные для копчения рыбины. Волейболистов — в просторные кресла «АРТавиа». Пусть летают только этой компанией. Заключить договоры с их клубами. Чего проще. Наверное, если оформлять карты клиентов на всех игроков, скидку можно сделать…