Иван Зорин - Роман в социальных сетях

«Жить перед революцией как весной когда сам воздух пьянит Кто не испытал этого в юности, тот не поймет А кто пережил, но не понял тому лучше и не родится Революция Пусть в котле ее страстей сгорят мечты надежды грандиозные планы пусть истлеют они углями разочарования усталости и обмана И пусть потом восторжествуют убогая расчетливость старческое брюзжание и житейская мораль пусть опять все поглотят страх лицемерие и скука Но были же мгновенья счастья»

Матвей Галаган откинулся на спинку кресла: «Дать ему, что ли, на революцию?» Он закрыл глаза, и ему было приятно ощущать свое могущество, будто нашедшему бутылку с джином.

«Счастье? — писал «Афанасию Голохвату» «Иннокентий Скородум». — Что такое счастье? Природа его не знает, эта категория слишком человеческая».

«А, по-моему, все просто, — подключилась «Ульяна Гроховец». — Счастлив, кто не замечает ада вокруг».

«Почему «ада»? Кто не замечает ничего вокруг», — уточнил «Иннокентий Скородум».

Это понравилось «Модэсту Одинарову» и «Зинаиде Пчель».

Матвею Галагану захотелось вступиться за «Ульяну Гроховец», к тому же он неожиданно обиделся, приняв замечание на свой счет. «Ложь! — вспыхнул он, поняв, что прожил с широко закрытыми глазами. — Слепота не дает счастья!» Ему уже расхотелось делиться деньгами, теперь он решил, когда получит, тратить их на себя, а пока не носиться с ними, как с писаной торбой. В приступе решимости он, подражая молодежному сленгу, написал «Ульяне Гроховец» в чат:

«Привет! Не бери в голову, ты крутая девчонка, а они лузеры. Давай знакомиться: Матвей, твой давний поклонник. Как насчет островов? Я, конечно, не мулат, но, может, и к лучшему? По-моему тебе пора отдохнуть от всех этих занудливых модэстов одинаровых. Ехать предлагаю в складчину: мои расходы, твое — обаяние. Так мне бронировать гостиницу?»

Помедлив, Матвей Галаган прикнопил смайлик и нажал «Отправить».

Выйдя из Сети, он задрал матрас, аккуратно разложив брюки, разгладил их руками с появившимися морщинам, повесил рубашку на спинку стула, и уткнулся в подушку.

«А как там сестра? — засыпая, подумал он и пожалел, что не спросил у адвокатов ее адрес. — В следующий раз узнаю». Он вспоминал, что сестра считала себя умнее, и улыбнулся.

Полина Траговец к этому времени уже завела от одиночества кошку, с которой вечерами гуляла по бульвару, и, когда та вспугивала голубей с грязными клювами, вспоминала Модеста Одинарова. Получив приглашение Матвея Галагана, она растерялась. «Почему все приходит с опозданием? — кусала она губы, глядя на свою аватару с улыбавшейся брюнеткой. — Ну, зачем, зачем я врала?» Вначале она хотела проигнорировать письмо Матвея Галагана, но посчитала это чересчур жестоким.

«Заманчивое предложение, — отстучала она на другой день. — Но я не нарушаю правил дорожного движения, а на личные встречи в группе висит запретительный знак. Когда припаркуюсь в другом месте, напишу обязательно, надеюсь, все останется в силе».

Написав «Ульяне Гроховец» Матвей Галаган испугался своей решительности. А вдруг примет приглашение? Придется тащиться, черти куда. Он уже раскаивался в своем предложении, воображая незнакомую женщину со своими привычками, капризами и представлениями, под которые придется подстраиваться. Так что, получив отказ, Матвей Галаган с облегчением вздохнул. Он был доволен тем, что преодолел себя. «А все же хорошо, что мы не увидимся», — опять подумалось ему про членов группы с их ни к чему не обязывающими отношениями. Из всей группы он хотел встретиться лишь с «Раскольниковым», в котором видел родственную душу и с которым, как ему казалось, нашел бы общий язык. Но «Раскольникова» исключили из группы, и он больше не напоминал о себе.

Дома Матвей Галаган убеждал себя, что деньги ничего в его жизни не поменяют, и думал служить до пенсии, а в гарнизоне считал дни до того, как пойдет в контору. «Странно, — глядел он на своих солдат, — разбогатеть мечтали они, а деньги свалились мне. Какой в этом смысл?» Домой идти не хотелось, и сразу за воротами военного городка Матвей Галаган зашел в бистро со «стоячими» столиками. «Деньги — это свобода, — глядел он на высокий длинный забор с колючей проволокой. — Молодым ее не вынести, потому что свобода — это пустота со страхом пустоты, это ответственность перед собой, а значит одиночество». Вспомнив сестру, Матвей Галаган стал гадать замужем ли она до сих пор, и как отнесется к нему, если он вдруг нагрянет, поселившись где-нибудь поблизости. С этими мыслями он быстро набрался, так что, обводя мутным взглядом пассажиров в автобусе, не узнавал никого. Лестница в подъезде показалась ему бесконечной, будто вела в небо. Карябая ключом замочную скважину, Матвей Галаган подумал, что и сам сошел с ума от одиночества, и в прихожей покрутил себе в зеркале у виска. «С деньгами примет», — подумал он про сестру, и, усмехнувшись, почувствовал себя, как в армии, когда появился план, следование которому избавляет от всех сомнений. Он решил больше не тянуть и пойти в контору завтра. Повернувшись на бок, Матвей Галаган заснул сном праведника, так что соседям пришлось заткнуть уши от его храпа. Возможно, так бы все случилось, как он предполагал, но судьба — опытный шулер, и джокеров в рукаве у нее всегда два. К этому времени сестра Матвея Галагана овдовела, оставшись с ребенком на руках, и остро нуждалась в деньгах. Брата она давно вычеркнула, а если и вспоминала, то со злостью: «Тоже мне, родственничек, умру, не узнает». Ей казалось несправедливым, что он не помогает своему племяннику, и то, что Матвей Галаган не знал о его существовании, в ее глазах не извиняло брата.