— Всегда, — отвечает сама себе Натали С., и ей ничего больше не остается, как плеснуть себе еще немного колдовства. [57] Н. Саррот. «Здесь».
— … в хрустальный мрак бокала, — надрывается на сцене Малинин: хэнд мэйд хэппи нью еар.
Радищев пожал плечами… Может быть, в тот момент и надо было сказать: «Ну так выходите за меня замуж, и там посмотрим, вместе как-нибудь выкарабкаемся», — но все это казалось нелепым, несвоевременным, слишком уж ни с того ни с сего. [58] О. Татаринова. «Некурящий Радищев».
«Я осталась совсем одна», — проскользнуло в ее мыслях. [59] Л. Улицкая. «Казус Кукоцкого».
«Вместо того чтобы начать писать роман, я начинаю писать дневник. Это гораздо интересней беллетристики, гораздо увлекательней», — человек, так и не снявший пальто, увлеченно записывает что-то в тетрадь и потому не видит, как в другом конце зала плачет очень красивая женщина. [60] Ю. Олеша. «Книга прощания».
— Простите вы навеки, о счастье мечтанья,
Я гибну, как роза, от бури дыханья,
А сердце когда-то любило так нежно,
И счастье казалось таким безмятежным! [61] Ария Виолеты из 3 д. «Травиаты» Дж. Верди.
Человек, так и не снявший пальто, слышит пение падшей, и делает очередную запись: «Начинаю дневник вторично. Иногда мне кажется, что писание дневника просто хитрость, просто желание оттолкнуться от какого-то необычного материала для того, чтобы найти форму романа, т. е. вернуться к беллетристике». [62] Ю. Олеша. «Книга прощания».
— Чем печалиться, страдая,
Лучше б ты была уродом.
Ты обречена невзгодам,
О, красавица младая! —
поет хор глоссу, заглушая женщину, [63] Кристобаль де Кастельеха (15 в.), из глоссы.
и на сцену выходит гармонист в телогрейке:
— Сидит Таня на крыльце
С выраженьем на лице.
Выражает то лицо,
Чем садятся на крыльцо!
Ух!
— А может быть, я уже разучился писать? [64] Ю. Олеша. «Книга прощания».
— смотрит человек в пальто в одну точку и вдруг совершенно отчетливо слышит голос: «Я мечтаю о мире, в котором можно умереть ради запятой». [65] Эмиль Мишель Чоран.
Тем временем гармонист предлагает отгадать загадку Сфинкса:
— Это что за потолок? То он низок, то высок, то он сер, то беловат, то чуть-чуть голубоват, а порой такой красивый — кружевной и синий-синий?
— Так это ж загадка для укуренных! — догадывается Триер.
Всем приносят кальян с травкой; загадка Сфинкса повторяется.
— Небо! — догадывается мистер X, получая за правильный ответ бутылку «Мадам Клико», а потом открывает органайзер и записывает: «Смерть — единственная встреча, не записанная в вашем органайзере». [66] Ф. Бегбедер. «99 франков».
— Ах, досадно мне порой,
Что Амур к тебе жесток.
Ты ведь роза, ты — цветок.
С кем сравнишься красотой? [67] Кристобаль де Кастельеха (15 в.), из глоссы.
—
вступает хор, заглушая страшный кашель Виолеты, из последних сил продолжающей петь:
— На смену всем страданьям
Приходит забвенье.
Лишь в мире далеком
Найду я утешенье.
Ах, гаснет, гаснет жизнь моя!
Альфред рыдает. Чтобы хоть как-то утешить нефункционала, потолок посылает ему в руки самое популярное пособие по самопомощи, легендарную «Дианетику»: «Прочитав эту книгу, вы узнаете: почему человек терпит неудачи, откуда берутся комплексы и страхи, что именно подрывает вашу уверенность в себе… и как с этим справиться… навсегда… стопроцентная гарантия…».
— У тебя, милый, линия Сатурна прервана у самой линии сердца, — изучает цыганка его ладонь. — Да… Ломка жизни от сердечного увлечения, ничего не поделаешь… Позолоти-ка ручку!
Какой-то мужчина с печальными глазами хлопает продолжающего рыдать Альфреда по плечу:
— Год назад умер мой отец. Существуют теории, будто человек становится по-настоящему взрослым со смертью своих родителей; я в это не верю — по-настоящему взрослым он не становится никогда. [68] М. Уэльбек. «Платформа».
— Так после смерти самая жизнь и есть, — убежденно проговорила Клавуша, развалясь в самой себе телом, [69] Ю. Мамлеев. «Шатуны».
на что покидающий ресторан философ мимоходом заметил:
— Каждая почти жизнь может быть резюмирована в нескольких словах: человеку показали небо — и бросили его в грязь. [70] Л. Шестов. «Апофеоз беспочвенности».
— Да, лучше было не удивлять мир и жить в этом мире, [71] Г. Ибсен.
— соглашается с ним умудренный сединой драматург и тоже покидает заведение, а модный Макс Фрай строчит:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу