Владимир Шинкарев - Конец митьков

Митя Шагин не хотел поверить, что во всех «Березках» придерживаются тех же правил, и просил меня встретиться с ним назавтра утром около другого магазина, где, он уверен, так жестоко не поступают. «Дык, — говорил расстроенный Митя, — до завтра», а на прощанье он протянул мне бумажный мешок, в котором оказались картины, отобранные для меня.

Висят у меня в гостиной по соседству друг с другом две картины. Небольшая акварель (пейзаж) Мити Шагина и маленький шедевр (по моему и не только моему мнению) «Мост через Фонтанку», картина, написанная маслом Владимиром Шинкаревым. Еще одну прекрасную картину Шинкарева я подарила сыну. Мрачный темно-зеленый фон и черные очертания деревенских изб. Никакого просвета — глушь и пустота... Внизу на картине написаны слова: «Дай... Бери все...» («Новое русское слово», 4.04.1989 г.)

Далее статья Натальи Козловой повествует о других художниках Москвы и Ленинграда, умалчивая о том, сколько Митя в итоге взял за две ходки в «Березку», всего-то отдав акварельку да две мои картины, которые ему, прямо скажем, ни к чему. Представления не имею, почему они оказались у Дмитрия Шагина. Он их не украл, конечно; просто — оказались. Безалаберные годы, картины валялись где попало. Да и сейчас в Митиных ставках попробуй найди затерявшуюся работу. Многие куда-то пропали.

Да, а книги Митя не только собирает, но даже покупает. Он рассказывал: «Так иногда грустно станет, что образования нет, хочется книгу какую-нибудь умную купить. Иду в магазин, покупаю самую умную, „Самопознание“ Бердяева. Прихожу домой, ставлю книгу на полочку и вижу, что я ее уже покупал. Самое обидное, что и в следующий раз забываю, и снова покупаю это „Самопознание“. Знать бы хоть, о чем там...»

Мне случалось поступать еще круче, я за одно посещение магазина сразу купил две одинаковые книги, причем дома уже стояла одна. Это были «женский» и «мужской» варианты «Хазарского словаря» Павича, которые ничем, кроме оформления обложки и одного абзаца текста, друг от друга не отличаются. (Я прочитал эти две книги Павича и только во второй заметил ценную мысль: «Чтобы какое-либо сообщение услышали, его нужно повторить». Да, придется так и делать. К тому же все описанные ситуации повторялись сотни раз — намекнуть на это парой повторов можно.)

Но это странно для нынешнего времени, а в начале 1989 года, если бы в магазине вдруг выбросили «Самопознание» или «Хазарский словарь», то люди хватали бы их пачками, сколько дадут. Книги — это был реальный капитал, самое ценное имущество.

Тогда у Мити вдруг появилось громадное количество книг, я просто остолбенел, увидев. Целые полки западных издательств: «Ардис», «ИМКА-пресс». Три года назад, в 1985-м, за такие книги сажали. Сокровище! Новехонькие страницы из плотной белоснежной бумаги отделялись друг от друга с хрупким потрескиванием — нечитаные, никто еще не переворачивал эти страницы.

— Ты не чушкуй их особо-то, — недовольно заметил Митя, — чего их листать? Все на корешке написано... Шестов... Философ такой. «На весах Иова».

В молодости мне довелось прочитать оказавшую совершенно наркотическое действие «Sola fide» Шестова, и теперь до смерти хотелось почитать «На весах Иова», что представлялось наркотиком следующего поколения. Так ведь не даст... На такой случай про Митю есть хорошая поговорка для внутримитьковского употребления (не он ли сам ее придумал?): «Что заюшке в лапки попало — то, считай, п...ц». А может, и я придумал. Или Флоренский? Ну, не помню, будем считать — митьковская народная мудрость. (В данном случае под «заюшкой» не подразумевается «кто-либо больной, замученный или беспробудно пьяный», как в «Толковом букваре», эта народная мудрость воздает должное вкрадчивости, мягкости манер именно Дмитрия Шагина.)

— Митя, откуда это все?

— Понятно откуда: достал.

— Как достал?

— Поднатужился и достал, уметь надо.

— Митя, я ничего у тебя не попрошу, не бойся. Одну книгу только дай на три дня: вот эту, «На весах Иова». Читать буду в белых перчатках, дышать не буду.

— Не могу.

— Митя, товарищ дорогой, дай, а? Она же тут не самая ценная...

— Дал бы, да не могу.

— Почему?

— Невыносная книга...

Я начал «Конец митьков», походя бросив, что, мол, Митя не самый большой мастер сказать ярко и образно. Нет — может, когда надо; и еще будут примеры. Я не сочинил, это подлинное его выражение: невыносная книга. Красивое и исчерпывающее объяснение. Рад бы дать, отчего не дать братку, да вот, к сожалению, природа книги такова, что она невыносная, так что о чем тут толковать?