Леонид Якубович - По чуть-чуть…

Самое удивительное, что даже, если из теста готовлю не я, а кто-нибудь другой, но я это ем – последствия не предсказуемы ни для меня, ни для того, кто мне это дал.

Я влюбился первый раз в восьмом классе. Её звали Таня. Как мне и было написано на роду, она не умела готовить, но что еще страшнее, жутко любила это делать. Когда наши отношения от простых переглядываний, перешёптываний и провожаний перешли в «подъездно-поцелуйную» фазу, я был торжественно приглашён к ней в гости.

Отец её был дипломатом, и они с матерью находились в какой-то длительной зарубежной командировке. Это обстоятельство предполагало такую сказочную перспективу в наших взаимоотношениях, что я не мог спать из-за прямо-таки будоражащих сновидений. Жила она в огромной квартире, прямо напротив Курского вокзала, вместе с маминой сестрой, своей тёткой Агафьей Капитоновной. Была тётка удивительно худа телом и говорила таким визгливым голосом, что временами казалось, что она притворяется. У неё был хронический насморк, и она постоянно сморкалась в носовой платок, величиной с простыню. Ей было, вероятно, около пятидесяти, но она считала, что ей максимум двадцать два, и смотрела на всех мужчин таким томным взглядом, что становилось не по себе. При этом ещё она имела такую же томную походку, и казалось, части её тела скреплены диванными пружинами и двигаются в разные стороны сами по себе, продолжая ещё вихлять и подрагивать, даже когда она останавливалась. Она собирала газетные вырезки о разных происшествиях, которые вырезала и наклеивала в толстый альбом.

Как они жили, понятия не имею – Агафья готовила ещё хуже, чем Танька. Правда, раз в неделю они получали мидовский паёк и ещё могли заказывать обеды на дом из мидовской же столовой. Ещё у них была похожая на крысу собачка, которую звали Броня. Броне, видимо, кто-то в детстве сказал, что она сторожевой пёс, и она бросалась на всех, до кого могла допрыгнуть на своих кривых лапках и тявкала, не переставая. Голос у неё был ровно такой же, как у Агафьи Капитоновны, и они тявкали в унисон.

Мы договаривались на среду, но на четверг назначили контрольную по алгебре, и мы перенесли свидание на субботу. К моему приходу они решили испечь пирог. Татьяна открыла мне дверь, велела повесить куртку на вешалку и умчалась на кухню.

Я вошёл в столовую и от нечего делать стал смотреть разные иностранные журналы. Прошло с полчаса. Смотреть журналы надоело, по телевизору без конца рассказывали о наших грандиозных успехах в сельском хозяйстве, и я пошёл на кухню, узнать, что они там делают столько времени.

Я ошибся дважды. Первое, когда размечтался, что нас сегодня вечером будет двое. Нас в квартире было не двое, и даже не трое. Нас было пятеро. Я, Танька, тётка Агафья Капитоновна, шавка Броня и тесто. Оно лежало в эмалированном тазике, и я вошёл, как раз когда они пытались его оттуда выковырить. Но оно оттуда не желало вылезать. Оно там привыкло. Эти две «безрукавки» поставили его ещё во вторник, чтобы испечь пирог к среде, и забыли про него начисто. Оно и стояло в этом тазике на подоконнике пять дней. Если бы это было дрожжевое тесто, оно бы за это время уже давно вылезло бы само с подоконника на пол, чтобы напомнить о себе, но они забыли положить дрожжи. И оно за это время затвердело и покрылось коркой, которую они пытались в четыре руки продолбить вилкой и штопором.

Естественно, чёрт меня дёрнул помочь, хотя, при виде теста, надо было уйти сразу из кухни, куда угодно. Обратно в столовую, в ванную, домой, в другой город, в другую страну, куда угодно. Туда, где нет теста. Я этого не сделал. Я залез в ящик комода, вытащил ступку с пестиком и этим пестиком бабахнул по тому, что было в тазике. Я не знал, что это просто корка сверху, я думал, что оно затвердело вообще всё, и ахнул изо всех сил. Естественно, мы пробили эту корку. Я и пестик. И оказались внутри. Пестик весь целиком, я по локоть. И когда я попытался вынуть руку, она застряла, и тазик с тестом и с пестиком повис на мне. Я хотел это стряхнуть, но оно не стряхивалось. Тётка вцепилась в тазик и дёрнула на себя. Раздался какой-то болотный «чмок» и рука моя выдернулась. А тётка с тестом, тазиком и пестиком отлетела назад и упала на банкетку, где сидела Броня. На Броню еще никто не нападал таким ужасающе тощим задом, и она тяпнула тётку за ягодицу изо всех сил. И, вероятно осталась без зубов, потому что у тётки Агафьи, судя по одежде, мягкого там не было ничего. Там, вероятно, был такой же тазик, как тот, что она держала в руках, но плоский, как доска. Они взвыли обе одновременно, тётку выстрелило с банкетки обратно, и она ринулась на меня с тазиком на перевес. Зрелище было жутковатое – впереди нёсся тазик с тестом, сзади висела собака, посредине была Агафья с выпученными глазами. Я успел только прикрыться локтём, и она насадила на меня этот тазик с тестом и пестиком обратно на руку. В кухне повис дикий визг, лай, и одуряющий запах. За пять дней тесто прокисло совершенно, и под коркой образовалась какая-то сероватая слизистая масса, которая воняла страшно. И оно стекало по моей клетчатой рубашке и новым джинсам за целых пятнадцать рублей, которые были одеты специально к этому случаю. И я уже сам стал пахнуть, как это тесто в тазике, и судя по этому запаху, я был убит очень вонючим пестиком у них в квартире еще во вторник и меня похоронили в этом тазике прямо в тесте, а сегодня я вылез, чтобы испробовать их пирог.