Сэм Хайес - Ябеда

В спальне Лекси бледно-голубые шторы теперь задернуты. Все остальное — постель, журнал, телевизор — без изменений. Я отпускаю руку Эдама, за которую цеплялась всю дорогу, и распахиваю шторы.

— Вот здесь. Только надо присесть, чтоб углядеть. — Я сгибаю колени и морщусь: голова трещит. — Что такое? Не понимаю… Они были вот здесь. Может, ты видишь? — Я в недоумении хмурюсь и поднимаю глаза на Эдама, который и не думал присаживаться.

— Фрэнки, — мягко начинает он, — ты здорово стукнулась головой. Ты выпила…

— Но следы были здесь еще до того, как я потеряла сознание! Два отпечатка, с той стороны стекла. На левой руке не хватало большого пальца. И я не брежу. Их кто-то стер! Получается, тот, кто подглядывал в окно, вернулся?

— Маловероятно. — Рука Эдама ложится мне на плечо и оттаскивает от окна. — Ты устала. Давай я отведу тебя к себе. В смысле, к тебе. Утром будешь как новенькая.

Я молча смотрю на него. Он на добрых пятнадцать сантиметров выше меня и отказа не примет.

— Недоставало еще, чтобы ты опять хлопнулась, — говорит Эдам, направляясь вместе со мной к двери.

Я не ропщу, когда он ведет меня на последний этаж, в мою комнату. Не спорю, когда, отвернувшись, ждет, пока я переоденусь и заберусь под одеяло. Лекси прерывисто дышит и вдруг всхлипывает. Эдам окидывает нас обеих внимательным взглядом и выключает свет.

— Я оставлю дверь открытой. — Он кивает мне напоследок и подбадривает улыбкой.

— Спасибо.

Не знаю, за что я благодарю его — то ли за заботу, то ли за то, что он действительно прав и мне на самом деле все это привиделось.

Майкл сильно заболел, сказала мисс Мэддокс. Он заразный, уверяла она нас, и должен лежать в постели. И нечего его тревожить, ворчала она, тряся головой, когда мы столпились перед комнатой, где заперли Майкла и где время от времени слышался грохот.

— Я точно знаю, он плакал ночью, — сказал один мальчик.

— А его рвало? — поинтересовался другой.

— Ну-ка, прочь отсюда, все до единого! — прикрикнула мисс Мэддокс. — Пока и за вами не пришли злые гномы.

— Он из-за гномов заболел, мисс Мэддокс?!

Все бросились врассыпную, а я задержалась, зная, что мне взбучка не грозит. Бетси держала меня за руку и все кашляла — она уже два дня жаловалась на горло.

Мисс Мэддокс окинула меня оценивающим взглядом, размышляя, вероятно, о том, что в свои без малого тринадцать лет я уже слишком большая и сообразительная, чтобы потчевать меня историями про гномов. Я надеялась, что она откроет мне секрет взрослых, я узнаю, какие мысли бродят в их взрослых головах, и пойму наконец, что в действительности происходит у нас по ночам. Но она только опустила руки мне на плечи, не сводя с меня хмурых глаз. Бетси захныкала.

— Есть вещи, — сказала мисс Мэддокс, — которые ни мне, ни тебе лучше не знать. — Вблизи она напоминала ведьму: кислый дух изо рта, дряблая морщинистая кожа. Того и гляди оседлает метлу и улетит. — Не суй-ка ты нос куда не просят, если не хочешь потом пожалеть.

Я притянула Бетси поближе к себе. Мисс Мэддокс наводила на меня страх.

— Куда не совать? — замирая, спросила я.

Такой у меня был характер — до всего надо было докопаться, чем я и занималась с тех пор, как перестала ждать папу. Если что-то происходило, мне нужно было знать. Время от времени я сообщала воспитателям, что кто-то из ребят плохо себя ведет — дерется, или таскает чужое, или ломает вещи. Воспитатели угощали меня конфетами и велели поглядывать по сторонам; они гладили меня по головке и одобрительно кивали, а мне, лишенной внимания, только это и было нужно.

Иногда я шпионила за поварами и видела, как те поднимают что-нибудь с пола и возвращают на противень. Или шныряла по участку, подглядывая за деревенскими мужиками, которые рубили деревья или разъезжали на исполинской газонокосилке. Им было невдомек, а я видела, как наша уборщица Летисия нырнула с одним из них в кусты, а вышла вся красная и неровной походкой пошла прочь со своим ведром.

Однажды я рискнула пробраться в коридор, куда нам строго-настрого было запрещено соваться, — в то самое место, куда меня давным-давно приводили и где меня ослепил свет. Воспитатели играли в карты, орал телевизор — почти все ребята смотрели какой-то фильм, а я изнывала от скуки. У нас были каникулы, занятий нет, делать абсолютно нечего. Я не была шкодой, вовсе нет, мне просто хотелось угодить, разузнать что-нибудь любопытное, хотелось, чтобы меня любили. И я отправилась на разведку.