Сэм Хайес - Ябеда

— Ну и что?

Хмурые морщинки собираются в уголках его глаз, ходят желваки на скулах. Неужели он все еще считает, что я тогда все выдумала?

— Не понимаешь? Это он заглядывал в окно к Лекси. Я тебе клянусь: на отпечатке, который я видела, не хватало большого пальца. Что, по-твоему, он там делал?

Черт бы побрал невозмутимость Эдама. Но ему трудно осознать, насколько все серьезно. Если меня узнали — это конец.

— Вел себя как похотливый старикашка?

— Именно. Сообщим о нем?

Я внутренне съеживаюсь. Полиция, показания, расследование… А что ждет меня потом? Угрозы, страх, снова побег.

— Фрэнки… В жизни не встречал таких дерганых, как ты.

— Но…

— Ты себя ухайдакаешь.

— Я…

— Угомонись хоть ненадолго, ладно? Давай отложим это до завтра. — Он с досадой вздыхает.

Я киваю. Как хорошо было бы упасть в его объятия и затихнуть, пока боль не отпустит.

— А теперь пошли. — Миновав мою комнату, по покатому коридору мы спускаемся чуть дальше. В этой части здания ни одной прямой линии. — Мне Палмер дал ключ. Может, говорит, вы захотите взглянуть. Я ему рассказывал, что тебя заинтересовали портреты в библиотеке. — Ключ с натугой скрежещет в замке и наконец проворачивается. — Джефф сказал, сюда невесть сколько лет никто не заглядывал, а предстоит генеральная уборка — это помещение хотят выделить новым сотрудникам. — Эдам заходит, щелкает выключателем и оглядывается на меня: как я отреагирую?

Когда до меня доходит, что он устроил, я только смеюсь, удивленно качая головой.

— Шампанского, мадам? — Эдам подходит к столу, взметая крошечные пыльные смерчи над старыми досками загаженного пола, сдирает фольгу с бутылки «Лансон» и аккуратно разливает по бокалам. Один протягивает мне, а другой поднимает к глазам и следит за пузырьками. — Наш собственный вернисаж! — Он обводит комнату широким взмахом руки.

Они разложены на полу, выстроены вдоль стен, кипами свалены на подоконниках, развешаны на всех крючках — картины, картины. Тут добрая сотня картин.

— Палмер сказал, их сюда снесли сто лет назад. Он их все пересмотрел, а выбрал всего парочку, остальные не приглянулись. Говорит, на чердаке еще есть, только он их не видел. — Эдам показывает на люк в потолке: — Кому охота туда лезть. Их все скоро на аукцион отправят, так что Палмер разрешил брать, что понравится.

— Нет слов… — Я потягиваю шампанское.

— Поскольку идти со мной на выставку ты не пожелала, я решил, что за неимением лучшего сгодится и это. Есть кое-что очень неплохое, а прочее — тихий ужас. Только, поверь, я не хотел тебя расстраивать, когда ты сказала про художника, которого…

— Я и не расстроилась. — Улыбаясь — надо же, что придумал, — я двигаюсь в обход комнаты. А он широким жестом сдергивает со стола белую скатерть — стол ломится от холодных закусок. — Эдам… — У меня душа ноет от его доброты.

— Тебе надо взбодриться. А мне надо… — он запинается, — я хочу побыть с тобой. Вдвоем.

Я хмурюсь:

— Свидание?

— Да.

— Эдам, я никак не могу… — Я умолкаю и принимаю у него из рук тарелку крекеров с паштетом. — Спасибо.

— Ну, что скажешь? — Он приподнимает полотно без рамы. — Под импрессионистов косит?

— Кошмар! — смеюсь я. — Мазня бездарной школьницы.

— Не-а. Картины здесь были еще до того, как открылась школа. Палмер вообще не знает, как и когда они сюда попали.

— А вот эта, — я киваю на другую картину, — ничего. Мне нравится небо. Довольно удачный ход…

— …пустить по небу облака? — договаривает за меня Эдам.

— Но тоже кошмар, да? — Я фыркаю.

— Так тебе и надо! Вот не пошла со мной на выставку…

— Ладно, ладно, пойду.

Эдам подливает нам шампанского.

— И ужинать потом?

— Может быть. ( Нет. Я не могу предать Мика.) А как тебе вот эта? Повесил бы у себя?

— Уволь.

— А эту?

— Ни за что!

Игра продолжается: одну за другой я поднимаю с пыльного пола картины, мы в два голоса потешаемся над ними, как будто сами нарисовали бы куда лучше, пока вдруг не натыкаемся на серию картин, разительно отличающихся от прочего хлама.

Эдам режет сыр.

— Ты «бри» любишь?

— Да, спасибо. А эти действительно хороши. — Я жую виноградину и разглядываю абстрактные и все же очень реалистичные картины, которые Эдам выставил под окном. — Выглядят современными, здорово опередили свое время. Смотри, на этой, по-моему, есть дата.

— 1983, — читает Эдам.

— Антиквариат, — усмехаюсь я, не сводя с картины глаз. От шампанского мне стало легче, но напряжение почему-то возвращается, стягивает шею, плечи, стучит болью в висках.