Герман Кох - Ужин

Прежде чем обратиться, актриса оглядела меня с ног до головы. «Ваша жена сказала мне, что вы нас завтра покидаете». Ее голос звучал фальшиво и слащаво, подобно заменителю сахара в низкокалорийной кока-коле или конфете для диабетиков, от которой, по утверждению на фантике, невозможно поправиться. Я перевел взгляд на Клэр, внимательно изучающую звездное небо над головой. «Да еще и ради Испании».

Я вспомнил одну из своих любимых сцен из «Соломенных псов». Как бы зазвучал этот фальшивый голос, если бы ее обладательницу затащили в сарай двое пьяных французских работяг? Пьяных в стельку, которым что женщина, что развалины дома — все одно. Помнила бы она еще свою роль в тот момент, когда рабочие задали бы этой руине капремонт? Вернулся бы к ней ее голос, начни они обдирать ее по частям?

Вдруг в другом конце сада, не в темном углу у кустов, где хореограф лапал одного из писателей, а ближе к дому, возле тропинки, ведущей к проселочной дороге, поднялся шум.

Их было человек пять. Французы, это я определил сразу, хотя и не скажу наверняка, по каким признакам: скорее всего, по одежде, в которой было что-то деревенское, но не квазинебрежное и неряшливое, как у голландцев, играющих здесь во Францию. У одного из мужчин за плечом висело охотничье ружье.

Может, дети действительно попросили разрешения слинять с вечеринки, чтобы прошвырнуться по деревне, как продолжал утверждать на следующее утро Мишел. Во всяком случае, в последние несколько часов они не попадались мне на глаза. Дочь Сержа Валери почти весь вечер провела у телевизора на кухне, после чего пришла пожелать нам спокойной ночи и поцеловала в обе щеки своего дядю Паула.

И вот Мишел с поникшей головой оказался зажат между двумя французами; черные волосы, отпущенные им в это лето до плеч, закрывали лицо; один из французов схватил его за предплечье. Сына Сержа, Рика, тоже держали, хоть и не так крепко, словно он уже не представлял опасности.

Вообще-то удерживать приходилось в основном Бо, усыновленного мальчугана из Буркина-Фасо, благодаря программе поддержки школы с гофрированной крышей и стараниям его новых родителей оказавшегося — с промежуточной остановкой в Голландии — среди голландцев в Дордони. Он вырывался и лягался, пока двое других французов не заломили ему руки за спину и наконец не повалили на землю, лицом в траву на лужайке моего брата.

«Месье, месье! — послышался голос Сержа, размашистым шагом приближавшегося к группе мужчин. Он уже прилично принял на грудь, и ровная походка явно давалась ему с трудом. — Месье! Что происходит?»

К тому времени, когда я вернулся из туалета, горячее еще не подали. Зато на столе красовалась новая бутылка вина.

Антураж туалета тоже был тщательно продуман: по-видимому, тут задались вопросом об истинном смысле слова «ватерклозет». Потому что всюду журчала вода, не только в стальном подвесном писсуаре во всю стену, но и по обрамленным в гранитные рамы зеркалам в человеческий рост. Все это по идее должно было вписываться в некую концепцию, вместе с черными фартуками официанток, их тугими хвостами, лампочкой ар-деко над пюпитром, экологически чистым мясом и полосатым костюмом метрдотеля, суть которой, правда, не очень понятна. Так бывает с некоторыми дизайнерскими очками, ничего не добавляющими к личности их владельца, но привлекающими внимание исключительно к себе: мы — очки, не смейте об этом забывать!

Вообще-то особой нужды у меня не было, просто хотелось на какое-то время отлучиться из-за стола, скрыться от этого пустословия про кино и отпуск, но стоило мне пристроиться около нержавеющего писсуара с журчащей водой под аккомпанемент тихой фортепьянной музыки, как я тут же почувствовал сильный позыв.

В тот же миг я услышал, как дверь отворилась и в уборную кто-то вошел. Я не из тех, у кого в присутствии посторонних вдруг пропадает всякое желание мочиться, однако у меня этот процесс ощутимо затормаживается. Я проклинал себя, что стоял перед открытым писсуаром, а не в закрытой кабине с унитазом.

Посетитель откашлялся и принялся напевать мелодию, в которой секундой позже я узнал песню «Killing me softly».

«Killing me softly with his song…»… черт побери… как же зовут исполнительницу?.. Ага, вспомнил — Роберта Флэк! Я молил Бога, чтобы посетитель занял отдельную кабинку, но краем глаза заметил, что он примостился перед стеной в метре от меня. И тут же до меня донесся ясный и чистый звук мощной струи, льющейся на журчащую по стене писсуара воду.