Геннадий Баннов - За огнями маяков

— Р-раз, д-два, тр-ри…

Василий вставал, Олег ему помогал. Сквозь ребячий гвалт расслышался задорный Гошин голос:

— Может, надо еще посильней?! — Глаза у Гоши горели, он хохотал.

Василий протянул перчатки своим товарищам, чтоб развязали завязки. Все. Наработался, удовлетворен вполне.

— А неплохо боксировал, — Олег подошел к нему. — Где тренировался?

— На материке, в Иркутске. А ты?

— Из Уфы я приехал. В спортивной школе там…

— Он чемпион Башкирии и Приволжской зоны, — влез в беседу к соперникам Гоша Цаплин.

— Оно и видно, — кивнул Василий.

— Буду здесь преподавать, — Олег кивнул на училище. А вечером заниматься с пацанами. А ты далеко живешь? Приходи тренироваться.

— Ну, нет, из Мгачи я. Это километров тридцать отсюда.

Пацаны между тем уже обступили со всех сторон, трогали перчатки, во все глаза смотрели на своего будущего преподавателя.

— Если выберешь время, сейчас приходи.

— Да где его выберешь: спать-то некогда будет, — ответил Василий.

Вокруг него толпились рыбаки, друзья.

— А че ты ему правой-то не врезал? — один спросил.

— Да! Правой-то че? — спрашивали окружившие товарищи.

— Дак че! Видели, как он крутится? А бьет — видели? Ну, и вот…

Добрая компания рыбаков во главе с Василием отправилась к городскому спуску.

Ребята натянули сетку, физрук выдал мяч; вместо гимнастики, началась игра в волейбол.

Сухо кивнувший кудрявый мужчина своим появлением удивил Гошу Цаплина:

— Вы здесь работаете? Что же не сказали, что здесь работаете?

Не желая распространятся, кудрявый жеманно поджал губы. Сейчас он не то, что в дороге, по пустякам не смеялся, строгость на себя напустил: можно догадаться, что состоит здесь при какой-то важной должности. Бросая на Гошу с Олегом мимолетные взгляды, казалось, думал: хоть вместе ехали, но вы с первого шагу должны усвоить разницу между вами и мной.

Педагогические работники сновали по небольшому фойе, многие здоровались с Олегом и с Гошей, как со старыми знакомыми. Со смехом и рукопожатием подкатил Вена Калашников:

— Как ты его ухайдакал! Я было растерялся: лежит человек!

— Да не хотел я, так уж вышло, — Олег оправдывался.

— Ну, и правильно сделал, что врезал! Чтобы знал наших… А это… вы уже познакомились? — Физрук кивнул на кудрявого. — Это наш замполит, Михаил Осипович, прошу любить и жаловать.

— Иосифович? — переспросил Гоша Цаплин.

— Осипович! — Кудрявый посчитал нужным поправить и, поджав губы, стал смотреть вдаль, поверх голов этих, прицепившихся к нему собеседников.

— Я и сказал: Осипович, а он не понял, думает, вы еврей. — Калашников от души расхохотался.

— Ничего нет смешного, — выговорил ему Михаил Осипович и презрительно поглядел на Калашникова. И пошел себе неизвестно куда.

— Рад познакомиться с приезжими! Воспитатель Евгений Егорченко, — Евгений пристукнул каблуками. Это был довольно еще молодой человек, успевший на Дальнем Востоке повоевать с японцами. Он пожал руки Олегу и Гоше.

Через людскую толчею в крут общения вклинилась еще одна личность — высокий, худощавый молодой человек в форменном, изрядно ношенном шерстяном кителе Московского индустриально-педагогического техникума.

— Откуда вы, братцы? Из Уфы, да? А я — из Московского, из Люблинского я, Геннадий Седов, — поочередно протянул он руку Олегу и Гоше. — Я второй год здесь размениваю. Ну, значит, нашего полку прибыло, ура!

— Как тут жить-то можно? — поинтересовался Гоша Цаплин.

— Можно! — за Гену Седова ответил раздвинувший круг старший товарищ, зам директора Александр Васильевич в кепке. Даже у себя в кабинете обычно он не снимает ее — лелеет, возможно, стародавнюю лысину. — Можно здесь жить, ребята. Можно и жить, и работать. Если, конечно, не увлекаться бутылочкой, как вот этот молодой человек, — указано было на Гену Седова.

— Да я что? Я только в воскресенье, ну, в субботу когда. Праздники, конечно не в счет, — Гена хихикнул. — Ну, все же не так, как другие вон заливают…

— Ты на других не кивай, другие пьют — у них есть на что, а ты последние пропиваешь. Молодые люди, вы с него пример не берите, а то так же вот ходить будете… в старом кителе.

Прозвенел звонок. Толпа зашевелилась, задвигалась. Переступали порог приготовленного класса, сели за уже просохшие крашенные парты. Директор, стоя за столом, постукивал карандашом, добивался полной тишины оживленного коллектива мастеров и преподавателей.