Геннадий Баннов - За огнями маяков

Смотрел он на нее и слушал эти заливистые колокольцы.

— Самое интересное, — говорила она, отходя от свалившегося на нее веселья, — самое интересное, что и я… и я тоже об этом подумала!

Опять она обвила шею руками и, не стесняясь, крепко его поцеловала.

Последний поцелуй — ее поцелуй! — всколыхнул в нем хранимые до поры силы, и унес он с собой, в себе, оберегая, как самое дорогое, не сопоставимое, нет, он летел и подлетывал. И отбрасывал от себя мысль о скором расставании со ставшей ему дорогой Леночкой. «Лена навсегда, навсегда!» — думалось ему под каждый шаг. Только где-то в глубине возникал вопрос: а расставание? Э, два года пролетят, не заметишь, — он отмахивался. Да и не увезут ли они в себе образ друг друга, и не станет ли это их расставание последним?

После войны все, как и светлая мечта сама, виделось в радужном свете. И рядом с любовью шли вера и надежда.

Другое дело, не следовало ли ему повернуть на спортивную дорогу? Посвятить себя боксу? Поступить в Московский институт физкультуры, чтобы быть рядом с Леночкой? Суровый бокс не допускает работы наполовину, ему надо отдаваться полностью, как мог, трезвехонько рассудил он. Вот. А не захочется ли тебе искусства, театра, литературы? А как жить на стипендию: самому прозябать и не помогать родителям, потерявшим в войну сыновей и здоровье? И надо ли что-нибудь теперь исправлять, если техникум дал специальность и позаботился о твоем трудоустройстве? Вот и военная эта карьера, на которую сговаривает Леночкин папа. Снова учиться, а когда работать?

До общежития было уж недалеко. Впереди в ту же сторону, что и Олег, ковылял, еле переставляя ноги, сильно пошатываясь, пьяный мужчина в добротном костюме и белой рубашке с галстуком. Иногда он останавливался, как будто уточнял свой ход. Передохнув и помычав, продолжал движение в известном только ему одному направлении.

— Не помочь ли, дяденька? — Олег взял его под руку. И через какое-то время спросил: — Правильно идем?

— Н-не… дал-леко тут… Направ-во тут… — мужчина из себя выдавил.

Свернув в переулок, подошли к дому с железной крышей. Мужчина отворил калитку и стал звать Олега с собой. К себе. В гости, возможно… Из дому вышла женщина. Заговорила с ним. Стала ругать.

Ну, если ругает, Олег рассудил, значит, человек пришел домой. Значит, все в порядке и можно идти. Он закрыл калитку. И, окрыленный свиданием, откровеннейшим разговором с Леночкой и последним тем поцелуем, он шел, он летел к себе в общежитие.

Мечтал Олег Сибирцев, как и многие из парней, о путешествии. Не на Ямайку, конечно, или какой-нибудь иной островок, забытый в океане, из архипелага, скажем, Кокосовых. Нет. Но, видно, жизнь была не такая уж завалящая: преподнесла и ему, и его товарищу Гоше Цаплину, это самое путешествие, как на блюдечке.

Начиналось с распределения. Их, одновременно явившихся, разглядывали директор техникума Титов и начальник управления трудовых резервов Абдуллин. Пожилая секретарша Дина Викторовна в списке учащихся против фамилий ставила «птички» и другие пометки. И тоже разглядывала парней, как будто впервые увидела.

Ну, парни были как парни, как им и положено — в форменной одежде железнодорожников: в темно-синих шерстяных кителях с хромированными пуговицами и в таких же брюках с узеньким зеленым кантом. Видом своим давали понять, что люди они свободные, ни от кого не зависимые. Олег держался в спортивной стойке «вольно», товарищ его, Гоша, одну ногу в рабочем ботинке выставил и носком тихонечко поколачивал половицу.

— Ну, что, хлопцы? Холостые, неженатые так и поедете? — вместо вступления пошутил начальник Абдуллин, рослый мужчина, восседающий за столом как раз посередине. Не хотелось ему начинать с уговоров, а дело, видно, предстояло нелегкое: некоторые девушки покидали кабинет зареванные.

— Холостые поедем, — Гоша ответил за двоих, бесстрашно постукивая носком рабочего ботинка.

— Что, ни одна уфимская так и не приглянулась? — Начальник Абдуллин сделал большие глаза.

— А не в этом дело! — друг Гоша вступил в дискуссию. — Ведь сколько же нам еще?

— А сколько же? — Поняв Гошин намек, начальник Абдуллин разулыбался и разглядывал Олега с Гошей с головы до ног.

— А по двадцати еще не исполнилось. Хлеба еще не наелись досыта. Так что с женитьбой не торопимся. Так что холостые поедем, неженатые, — заключил он. — А куда нам спешить? — пошевеливал бровями и шпарил, как по шпаргалке рассудительный Гоша.