— Не уходи от разговора, Сократ. Я ведь тоже могу дать полезные советы некоторым мудрецам. Так будем же полезны друг другу, — последнюю фразу Лекон произнес с таким сарказмом, что свидетели этой беседы чуть не попадали со смеху. Полагая, что этот смех — оценка тонкости его юмора, Лекон входил в раж. — Вот ты вроде бы самый известный мудрец среди афинян. Ну и что? Чему ты можешь меня научить, чего я не знаю?
— Дорогой Лекон, ты так говоришь, будто было бы лучше, если бы я был самым известным глупцом среди афинян, — безобидно пошутил и Сократ.
— Клянусь Зевсом, Сократ, афиняне слышали, как Ксантиппа кричала на весь квартал так, что было слышно от Милетских ворот до Диахаровых, что мужа глупее, чем ты, нет не только в Аттике, но и во всей Греции, ибо ты, будучи мудрее любого софиста, денег за обучение не берешь. Живешь беднее, чем самые глупые из эллинов. Многие афиняне, кажется, готовы согласиться с твоей женой, — язвил Лекон, купаясь в удовольствии от своего остроумия и мудрости, подмигивая окружающим и ужимками подчеркивая особое значение, которое он придает словам «ты мудрее».
Дружный смех афинян, столпившихся вокруг, говорил о том, что среди них немало тех, кто поддерживает мнение Лекона, неразумно пожелавшего потягаться в остроумии с Сократом. Смех толпы испугал стоящую неподалеку лошадь, и она громко заржала, усилив веселье публики.
— Любезный Лекон, я слышал, что ты интересуешься не только политикой, но и хорошо разбираешься в лошадях. Скажи, хорошее ли это животное, пожелавшее принять участие в нашей беседе?
Лекон неторопливо и важно повернулся к лошади, стоявшей позади него. Оглядел с видом знатока, и чувствовалось, что ему нравится, когда его считают знатоком лошадей. И важно изрек:
— Судя по породе, да!
— А как ты думаешь, милый Лекон, много ли у нее денег?
Наступила тишина. Заметно было, что вопрос Сократа поверг в недоумение не только одного Лекона, но и многих присутствующих.
— Как у лошади могут быть деньги?! — возмущенно ответил Лекон. — Ты же не сумасшедший, чтобы задавать такие вопросы!
— Спасибо, дорогой Лекон, что не сомневаешься в моем здравом рассудке. Но тогда, чтобы и я не сомневался в твоем, помоги мне ответом на такой вопрос: почему лошадь, не имеющая денег, может быть хорошей по природе своей, а я, не имеющий денег, не могу быть хорошим человеком, если я родился с хорошей душой?
Отхохотавшись, толпа стала, скучая, расходиться, видя, что Лекон, набрав полную грудь воздуха, раздувает щеки, шумно выдыхает и снова набирает, и снова выдыхает, но не может ответить ничего внятного на такой, казалось бы, простой на первый взгляд вопрос Сократа. Отвернувшись от собеседника, Лекон побежал, напоминая собаку с поджатым хвостом.
— Хайре, Геронакс! Фортуна не покидает опытных охотников, — говорил Сократ, разглядывая на повозке связанных зайцев, а в большой клетке — дроздов и жирных фазанов. — Видимо, отец выучил тебя многому, а ты сумел сохранить и преумножить его знания и опыт.
— Хайре, Сократ! — радостно отвечал польщенный охотник. — Быстроногая Артемида не оставляет меня и братьев без своей помощи. Здесь лишь демонстрация, а настоящая добыча дома. Если захочешь, чтобы Ксантиппа приготовила тебе к ужину дичь, приходи к нам домой, сам выберешь, что пожелаешь.
— Спасибо, Геронакс, но твой товар мне не по карману. Ячменная лепешка, смоченная в разбавленном вине, — вот мой завтрак. А Ксантиппа, если и научилась готовить дичь, то только благодаря тому, что помогала поварам в богатых домах.
— Да, Сократ, ты прав. Основные покупатели — люди богатые. Нам же, охотникам, и самим дичь перепадает лишь по большим праздникам, иначе не выжить. Сети и силки для птиц дорогие, а хорошая охотничья собака стоит на рынке почти как раб. Ножи, ремни и другое снаряжение тоже недешево. Да-а, не самые лучшие времена… Война распугала не только людей, но и зверей, птиц и даже рыб. Многие леса и рощи пострадали от пожаров. Исчезли и волки, и лисы. Раньше в горах водились пантеры, теперь о них совсем не слышно. Не скоро заживут раны у людей и земли от этого безумия. Расплодились лишь мухи да шершни.
— Так ты, Геронакс, тоже считаешь войну видом общего безумия? — лукаво спросил Сократ, смеясь. — Я полагал, что такая мысль пришла в голову лишь мне одному…
— Благоденствия вам, Сократ и Геронакс, — вмешался в разговор продавец овец и коз. — Не только леса и рощи пострадали. Посмотрите, что стало с пастбищами! Негде пасти лошадей, коров, коз и овец. Все затоптано, испорчено или полито кровью. Водоемы и реки загрязнены, полны гнили, мусора и трупов животных. Кустарники на склонах вытаптываются и исчезают, потому что в летнюю жару скот угоняют в горы. А внизу их вырубают те, кто оставляет животных на равнине: чтобы кормить коз, обрезают молодые ветки с листочками. Не осталось дубов, негде собирать желуди, чтобы кормить свиней.
Читать дальше