Джала Джада - Сократ и афиняне

Сократ закрыл глаза, и было у него видение: почудилось, что сидит он в железном ящике с окошками, летящем среди редких и жидких облаков, сквозь которые внизу видны высокие дома из белого и красного кирпича, поля, речки и озера. Но это не Аттика.

— Надо будет рассказать Платону, — Сократ вдруг с удивлением вспомнил слова своего ученика о том, что душа людей до рождения живет на седьмом небе, где видит многое из того, чего люди уже не могут потом вспомнить, — что и моя душа вспоминала и видела то, что она знала, когда витала на небесах выше облаков!

Вдруг аэролет (Сократ удивился неизвестно откуда пришедшему в голову слову «аэролет») резко пошел вниз, видение стало более отчетливым, будто смотрит он на Афины с высоты птичьего полета. При вспышках молний и раскатах грома вид города сверху был неестественным: он казался каким-то игрушечным и в то же время грандиозным и пугающим. Мимо пролетела большая мокрая сова, высматривающая в темноте — внизу, на земле — свою добычу. И почудилось Сократу, что рядом с ним появились два непонятных существа. Первое — чем-то очень похожее на Марсия: такое же колченогое и с копытами, но, правда, с хвостом, с рогами и с мохнатым свиным рылом вместо лица. Второе было облачено в какие-то странные одежды, каких Сократ никогда раньше не видел. Но больше всего его удивило то, как странно и по-разному они на него смотрели: первое — улыбалось ему, как старому знакомому, давнему приятелю, второе — взирало так, словно Сократ показывал ему невероятный фокус. Сократ открыл глаза — и видение испарилось: исчезли и город, и сова, и странные существа.

— Если бы дождь мог смыть пороки с людских душ! — с сожалением произнес Сократ в наступившей тишине, неизвестно к кому обращаясь. — Нужна гроза, способная потрясти закостеневшие в страхе и жадности души. Смыть налет черной усталости жизни, чтобы снова засверкала слава Афин и афинян. И прав педотриб Эвфранор, утверждавший: «Какие граждане — такое и государство». Сначала нужен сильный ветер, чтобы согнать облака в одно место в узком пространстве, а потом…

И, словно подтверждая слова Сократа, с моря подул сильный ветер. Поблекший остаток избавившейся от своего груза тучи он разорвал в клочья и разогнал по небу в разные стороны. Над Акрополем, вернувшимся на свое привычное место над Афинами, заиграла всеми красками огромная разноцветная дуга радуги. Ирида — вестница богов простерла длани над крепостью. Когда гроза начиналась, люди повернулись в сторону Пирея, на запад. Теперь, как по команде развернувшись кругом, на восток, они любовались самым прекрасным Акрополем на свете.

Очистительная гроза смыла пыль и грязь с листьев деревьев и крыш строений. Все засверкало чистотой и засияло богатством красок, словно заново возродившись к жизни.

Вместе со вспышками молний и грохотом грома пришло Сократу не только странное видение, но и озарение: он как-то вдруг и сразу понял то, что его заставляло непрерывно страдать. Ответ на мучительный вопрос оказался таким простым, что Сократ невольно вскрикнул, удивив посетителей цирюльни.

Понимая, что сегодня здесь ему делать уже больше нечего, он вышел. Ему надо было побыть одному, чтобы успокоить учащенные удары сердца, перевести дух от волнения, вызванного странным видением и неожиданным озарением.

— Это же ясно и просто, клянусь собакой: чтобы очистить души афинян от пыли, грязи и других наносов войны, чумы, поражений, голода, эпидемий, злобы, зависти, вражды, корысти — от всех духовных пороков, нужна очистительная гроза. Не природная, а духовная, в умах!

И теперь Сократ знал, как это сделать. Ответ пришел только что, это и было тем самым озарением, так взволновавшим старого философа. И ответ умещался в одном слове — «СМЕРТЬ», которое было каким-то непонятным образом связано с видением странных существ, не похожих на людей. И почему-то в голове назойливо вертелось неизвестное и неприятное слово, услышанное от Зопира, привезенное им с Востока, — «распятие».

Погруженный в раздумья, Сократ не замечал никого вокруг. Навстречу ему шел Анит — кожевник, который неожиданно возвысился в Афинах, опустевших после войны, эпидемий, массовых казней тридцати тиранов, когда лучшие умы полиса оказались в изгнании, умерли или были убиты и казнены. И хотя обычно каждый встречный возбуждал у Сократа желание завести с ним беседу, встреча с Анитом вызвала непонятную тоску. При виде этого самодовольного нувориша, возомнившего себя политиком, который, не стесняясь, кричал во время чрезмерных возлияний, что он-де «не хуже, а, может быть, даже лучше, чем Перикл!», у Сократа возникло редкое желание уклониться от встречи, а тем более — от беседы, отложив задуманное на потом, до другого случая. Только не сейчас! Но Анит, сопровождаемый своими прихлебателями и рабами, уже шел прямо на Сократа.