Ольга Слободкина - Принцесса

Потом я часто стала замечать, что мама меня обманывает.

Иной раз, когда глаза вдруг натыкаются на крошечную разодетую принцессу — мечта моего одинокого детства во всем совершенстве своей неисполненности — сердце падает: не привел Господь!

Другой несбыточной мечтой был олень. Принц-Олень, Он выбежал из леса на просеку, по которой мы шли на лыжах, и встал, как вкопанный. Мы тоже остолбенели — он был великолепен! Лучше всех. Лучше резиновой куколки. Лучше маленькой циркачки. Лучше даже Элизабет Тэйлор.

С минуту мы стояли завороженные, глядя друг на друга. Лес тоже замер. Лишь небо плыло, да иней покалывал на елях ослепительной филигранной белизной. И вдруг дедушка набрал в легкие воздух да ка-а-а-а-к свиснет! Олень взметнулся — только его и видели.

Я прорыдала почти всю неделю.

— Мамочка! Я так хочу, чтобы олень жил у нас, в нашей квартире!

— Но доченька! Ему здесь будет очень тесно. Он любит лес, волю. Любит бегать.

— А я бы с ним во дворе гуляла. У-y-y!

Как-то раз я пожаловалась маме на то, что Лена Талочкина не дает мне покататься на качелях.

Доставая с полки какую-то математическую книгу, мама, смеясь, посоветовала:

— А ты ей скажи: «Что ты лезешь, как старая шуба».

В голове у меня сразу же возник образ вытертой шубы, вернее полушубка, принадлежавшего нашей домработнице Дусете. Это была настоящая шкура — старая и облезлая.

— Что ты лезешь, как старая шкура! — выпалила я, когда Лена начала спихивать меня с качелей.

От неожиданного отпора Лена потеряла дар речи. Она посмотрела на меня так, будто видит впервые. Потом резко развернулась и побежала докладывать воспитательнице.

Когда мама пришла меня забирать, воспитательница не преминула выговорить ей за мой выпад.

— Зачем же ты так нагрубила?! — возмущалась мама по дороге домой.

— Ты сама мне так сказала! — оправдывалась я.

— Я тебе сказала «не лезь, как старая шуба». Знаешь, шуба лезет — мех из нее вылезает, как у нашей Дусеты, видела?

— Угу.

— А ты так грубо: «как старая шкура».

— А у Дусеты шуба и есть шкура! — запальчиво отрезала я.

Мама рассмеялась, и мы помирились.

В другой раз, когда вокруг музыкальной работницы, демонстрировавшей новогодние карнавальные маски, образовался кружок из детей, Лена с силой оттолкнула меня, так что я отлетела к стене и больно ударилась головой.

— А ты бы ее толкнула! Что ж так терпеть! — негодовала мама. — Нужно давать сдачи!

Учись за себя постоять!

На следующий день во время гуляния Лена снова начала мне вредить — мешала лепить принцессу из снега. Тогда я встала и пнула ее — легонько, но она поскользнулась, упала и сидела, растерянная, на снегу. Я подошла ближе и неуверенно схватила ее за помпон, потом за шарф. Несмотря на мамино указание я сомневалась, что поступаю правильно.

Вечером я поведала о своем «подвиге» маме:

— И за шарф оттрепала, и за помпон оттрепала.

— Ну, и правильно. Будет знать, как лезть!

Ночью, оставшись одна наедине со своей «победой», я почувствовала себя нехорошо. Вместо принцессы в волшебном замке мне почему-то все время представлялась Лена, беспомощно сидящая на снегу. Но ведь мама сказала, что я поступила правильно. Почему же я плачу? Почему мне так жаль Лену и так стыдно за себя? Зачем я это сделала? Ведь я люблю Лену!

В семь лет Лена с Надей пошли в общеобразовательную школу в нашем дворе, а я — в Мерзляковскую при Консерватории. Вот, пожалуй, и вся наша дружба. Хотя нет. Было еще празднование моего десятилетия. Пригласили девочек из музыкальной. Надя тоже пришла. Она жила в нашем подъезде, и с утра, увидев меня идущей с хлебом из булочной, кинулась поздравлять — о дне рождения знал весь двор. Пришлось пригласить. А вот Лену не позвали. Она пришла сама. В самый разгар праздника, когда бабушка внесла в темную гостиную торт с зажженными свечами. Как выяснилось позже, долго ходила вокруг дома, потом зашла к себе, взяла самую лучшую книгу и просто позвонила к нам в дверь. Все очень удивились, но не выгонять же!

У Лены к тому времени уже произошла трагедия — попал под электричку ее алкоголик-отец.

— Нет, в тот день он был трезвый, — объясняла она девчонкам во дворе.

Дома я никогда не слышала слова «трезвый».

Лена осталась одна — со своей мамой, дворничихой и паспортисткой, великой труженицей нашего двора.

Да, странная дружба. Хотя, по правде говоря, мне и дружить-то было некогда. Я занималась музыкой. Летом уезжала в лагерь или на дачу к папиным родителям, а зимой все свободное время проводила на катке. Новая невоплощенная мечта — стать фигуристкой. «Но кто же будет водить еще и на фигурное катание!» Приходилось ограничиваться телевизионными уроками — Союзными и Международными соревнованиями. А водить действительно стало некому. Дусета вышла замуж и ушла от нас. Дедушка тяжело болел. Мама с папой разошлись. Папа теперь все время жил у своих, в Уланском переулке.