Йоханнес Зиммель - Любовь — всего лишь слово

— А почему тогда они не стреляли? — спрашивает третий мальчишеский голос на совсем уже странном английском языке.

— Потому что они — хорошие люди, — говорит второй голос.

— Чепуха. Все люди свиньи, — говорит голос, который мне знаком. Это маленький Ханзи. Значит, они вчетвером забрались в туалет и болтают. — Они не стреляли, потому что такое всегда очень нехорошо выглядит — стрелять в бедняков. Наверняка ведь там сразу же появились фотокорреспонденты, так?

— Полно фотокорреспондентов, — говорит итальянец. — И они только и ждали, что карабинеры начнут стрелять или изобьют какую-нибудь женщину или что-нибудь еще такое. Они просто жаждали этого.

— Так что же сделали карабинеры? — спрашивает мальчик с удивительно нежным голоском.

— Они окружили дом и не пропускали никого ни туда, ни оттуда.

— Решили взять голодом, так? — спрашивает Ханзи, мой так называемый «брат».

— Да. Только это было не так просто, чтоб вы знали. Наши родители пропихнули нас наружу через оконца подвала, и мы побежали за хлебом, колбасой и сыром. Карабинеры некоторых из нас поймали, но далеко не всех. Маленькому легче проскочить.

— Ну, и потом?

— Потом мы пошли в магазин.

— А у вас были деньги?

— Нам дали люди из теленовостей и кинохроники.

— Ну ясно, — говорит Ханзи, — опять хорошие люди. А им только и нужно, что снять парочку хороших кадров.

— Некоторые из нас еще немного попрошайничали, — продолжает итальянец, — я, например. А потом мы вернулись и побросали еду через головы карабинеров в окна, нашим родителям.

— А вы не бросали мимо? — спрашивает другой, тот, что с высокомерной манерой говорить.

— Несколько раз мы, к сожалению, промахнулись. Но в основном попадали.

Я снова дергаю ручку. В ответ на это наглец Ханзи кричит:

— Занято! Ты что, читать не умеешь?

— Я умею читать, — говорю я, — но если здесь и дальше будет занято, я вышибу вам дверь, огольцы.

— О, — говорит Ханзи, — голос мне хорошо знаком! Не сердись, Оливер. Мы тут устроили клозетные посиделки и хотим еще выкурить по одной. Иди вниз. Там тоже есть сортир.

— Вам пора в постель. Мне велено за вами присматривать. Я обещал шефу.

— Еще мять минут, ладно? — просит Ханзи. Щеколда двери отодвигается, и я вижу четырех мальчиков, устроившихся в уборной. Двое сидят на толчке, один на полу. Ханзи, открывший дверь, стоит. — Это мой брат, — гордо сообщает он остальным, которые, как и он сам, курят. Маленькое окошко открыто. Все четверо уже в пижамах. — Это Джузеппе, — говорит по-английски Ханзи, указывая на курчавого черноголового мальчика со сверкающими глазами. Затем он показывает на крохотного негритенка, который сидит на толчке и до невероятности черен. — Это Али. — Потом, указывая на мальчика, стройного и изящного, с очень нежным лицом, Ханзи говорит: — А это Рашид. Персидский принц.

— How do you do, sir [56] Как поживаете, сэр ( англ .). — осведомляется принц. Это он говорит с очень странным акцентом.

— Okeydokey [57] Правильно: okie dokey ( амер .) — Хорошо! В порядке! , — отвечаю я.

— С ними надо говорить по-английски, — поясняет Ханзи, — они все пока еще не говорят по-немецки.

— Ах вот оно что, — говорю я. Но Ханзи не воспринимает мой иронический тон.

Крохотный негритенок с большим крестом на массивной золотой цепочке с бешенством смотрит на меня и говорит:

— Now get the hell out of here and leave us alone! [58] Тотчас же катись отсюда ко всем чертям и оставь нас в покое! ( англ. ).

— Да ты рехнулся, — говорю я и хочу врезать ему разок.

— Грязный белый, — говорит он.

Я делаю шаг вперед, но Ханзи быстро встает между нами.

— Это он совсем не в том смысле! — кричит Ханзи. — Правда, правда! У него дома все совсем наоборот, чем у нас. Я завтра тебе все объясню. Иди в нижнюю уборную.

— Ну ладно, — говорю я. — Но чтобы через пять минут вы были в кроватях, ясно?

— Даю слово, — говорит Ханзи.

Я закрываю за собой дверь, которая тут же защелкивается на щеколду, топая, делаю несколько шагов по коридору и тихо возвращаюсь назад, потому что я хочу послушать продолжение беседы на жутком английском языке.

Голос Ханзи:

— Это мой брат, ясно? Кто против него скажет хоть слово, получит от меня в морду!

Голос негритенка с золотой цепочкой:

— Okay, okay. Forget about him [59] Хорошо, хорошо. Забудем о нем ( англ .). . Так что было дальше, Джузеппе?

— Пару дней все шло отлично. Мы, дети, спали в подворотнях, а днем покупали хлеб, сыр и колбасу и бросали нашим родителям, а телевизионщики и киношники снимали, как мы убегаем от карабинеров и как они нас ловят или как мы бросаем покупки в окна.