Йоханнес Зиммель - Любовь — всего лишь слово

— Разумеется.

Вечер в гостях подошел к концу. Манфред Лорд берет Верену под руку и идет вместе с ней, сопровождая меня в холл, где я надеваю свою куртку. Я все еще надеюсь хотя бы на мгновение остаться с Вереной наедине, но Лорд набрасывает себе на плечи пальто и говорит жене:

— Действительно, на улице страшный туман и гололед. Тебе не стоит выходить, дорогая! Я провожу Оливера к машине.

— Спокойной ночи, сударыня. — Я целую ей руку. Ее пальцы сжимаются вокруг моих. — Благодарю за прекрасный вечер.

Вот и все. Больше мне и сказать нечего.

Он пропускает меня в дверь впереди себя. Его широкая спина закрывает Верену, я ее уже не вижу. Кованые фонари горят вдоль дорожки из гравия, ведущей к воротам ограды.

— Ах, — радуется Манфред Лорд, — Лео уже посыпал песком! Не парень, а просто золото! На него я могу положиться на все сто процентов. Всегда и во всем! Он у меня уже восемь лет! Пойдет за меня в огонь и воду!

Что знает господин Лорд о нас с Вереной? О чем догадывается. Может быть, Лео…

Мы уже стоим у моего «ягуара».

Мы трясем друг другу руки.

— Привет вашей семье, Оливер! Всего хорошего!

Я трогаюсь с места. Он стоит, одна рука в кармане, и машет мне. А что, собственно, ему еще делать?

В эту ночь туман очень плотно лежит над Франкфуртом, а автострада сильно обледенела. Я не могу ехать быстрее, чем тридцать километров в час, но и на такой скорости машину иногда заносит.

На жутковато пустынной и тихой стоянке я останавливаюсь и достаю фотографии, подаренные мне Вереной. Их всего семь, они различной величины, среди них есть и новые, и старые. На одной она совсем юная девочка на карнавальном балу, на другой она в чулках в сеточку, в черных штанишках, фраке и с цилиндром. В руке держит трость, а во рту у нее длинный-предлинный мундштук с сигаретой. Верена явно изображает Марлен Дитрих. На одной из фотографий она совершенно голая. Видно, что снимок сделан недавно, поскольку на нем у нее та же прическа, что и теперь, и современные туфли. Кто бы мог сделать это фото?

Кто бы его ни сделал, я его ненавижу! Никто не должен знать, никто не должен видеть, как прекрасна Верена! Я рву все фотографии. Затем я их по кусочкам сжигаю, не торопясь — пока каждый из них не превращается в пепел. Пепел я растаптываю. Покончив с этим, еду дальше. Все гуще туман. Один раз из тумана выскакивает олень и чуть не попадает мне под колеса. Я с удовольствием сохранил бы фотографии. Особенно ту из них, где Верена голая. Но мне нельзя рисковать. Конечно, она думала, что доставит мне этими снимками большую радость. Нет, я должен был сжечь их!

Лео…

5 декабря 1960 года. 17 часов.

Четверг. У меня полно времени. Но не у Верены. Ей пора домой. На шестнадцать часов ее муж назначил встречу шефу, чтобы оформить ему заем. («Я благодарю вас, Оливер. Вы отличный парень, Оливер! И господин Лорд тоже, должно быть, хороший человек! Вы не представляете, что для меня значит сейчас такая помощь!» — «Вот видите, господин доктор, есть же порядочные люди в этой стране…»)

Нет, Верене пора домой.

Мы провели в «нашем» доме четыре часа. Сейчас Верена одевается. Я с удовольствием наблюдаю за ней, у нее такие восхитительные движения.

Все, все, все в ней прекрасно.

Я уже одет, сижу на кровати и курю. Свечи опять догорели. На улице, за закрытыми ставнями, идет снег. АФН передает рождественскую музыку.

— Зачем появился Лео?

— Затем, чтобы за мной шпионить, разумеется.

— Ты не боишься?

— С тех пор, как мы вместе, нет. — Она пристегивает чулки и влезает в юбку. — Странно, но раньше я всегда боялась.

— И сейчас было бы лучше, если б ты боялась.

— Почему ты так говоришь? — Она застегивает молнию на юбке и берет красную кофту. — Что-нибудь случилось?

— Нет. Но ты же сама сказала, что он за тобой шпионит…

— Я очень осторожна. Я меняю такси. Я хожу звонить на разные почтамты. Я хитрее его. — Она улыбается. — Cheri [142] Дорогой ( фр. ). , эта красная кофта скоро будет в дырах, если я ее буду постоянно носить для тебя.

— Мы купим новую.

— Тебе понравились мои фотографии?

Я киваю.

— Ты чего?

— Кто сделал снимок, где ты голая?

— А зачем тебе это?

— Я хочу знать.

— Он тебе нравится? Я сама. С автоспуском.

— Верена…

— Застегни, пожалуйста, кофту! Я соврала. Его сделал Энрико. Теперь ты его выбросишь?

Я застегиваю кофту.

— Я тоже не хочу врать. Я его сжег.

— Из ревности?

— Из осторожности. Я сжег все фотографии. Еще вчера ночью. Я их все очень внимательно рассмотрел. Когда закрываю глаза, они передо мной — каждая в отдельности. И особенно одна. На которой ты голая. Но мы должны быть осторожны оба! Лео здесь. Помни об этом!