Йоханнес Зиммель - Любовь — всего лишь слово

Чего нужно от меня этому скользкому типу?

— Охотно верю, господин Лео. Однако мне пора…

Но он удерживает меня за рукав. Он пытается придать своим глазам выражение озабоченности. Но это ему не удается. Его глаза остаются такими, как всегда, — серыми, рыбьими, холодно-ледяными, коварными. Я уже говорил, что бывают моменты, когда я точно знаю, что будет дальше, что скажет, что сделает тот или иной человек. Теперь у меня один из таких моментов.

От этого господина Лео исходит смертельная опасность.

Я вдруг ощущаю озноб.

— У меня уже была нужная сумма денег, — жалобным голосом говорит господин Лео, заступая мне дорогу, — я ее накопил, откладывая пфенниг к пфеннигу. Но судьба нанесла мне безжалостный удар! Несчастья всегда приключаются только с бедными людьми, пардон, пожалуйста. А богатство лишь приумножает богатство — так, кажется, говорится?

— Ну и что дальше?

— Я стал жертвой обманщика. Он показал мне маленькую деревенскую гостиницу. В прекрасном месте. Прекрасно оборудованную и обставленную. Кухня — просто мечта! Столовая…

— Ясно, ясно. Ну и что?

— Пардон, пожалуйста. Я был в восторге. Я тут же решил купить. Он взял у меня деньги. Три дня спустя я узнал ужасную правду.

— Какую правду?

— Этот человек вовсе не был владельцем гостиницы! Он был всего лишь маклером. Владелец дал ему все полномочия на продажу, а сам надолго уехал. Персонал гостиницы знал об этом. Поэтому этот негодяй мог беспрепятственно водить меня по всему дому, делая вид, что все принадлежит ему. Ужасно, не правда ли?

Он вынимает носовой платок, сморкается в него и печально разглядывает содержимое платка.

— Вам нужно подать в суд на мошенника.

— Каким образом, пардон, пожалуйста? Он, естественно, тут же скрылся. Его контора во Франкфурте, его фирменные бланки — все было фиктивным! Его шикарная машина тоже была взята напрокат. — Он подходит ко мне еще на один шаг, и я чувствую его вонючее дыхание. — У вас такой великолепный автомобиль, господин Мансфельд, не так ли? Я видел его внизу, в гараже во Фридхайме.

— Причем здесь моя машина?

— Боюсь, что вам придется помочь бедному человеку.

— Не понимаю…

— Нет-нет, вы уже все поняли! Вы дадите мне пять тысяч марок. Чтобы у меня хоть что-нибудь было на черный день. Конечно, пяти тысяч мне не хватит, но с деньгами под закладную и банковской ссудой…

— О чем вы говорите?

— Вам придется дать мне пять тысяч марок, господин Мансфельд. Пардон, пожалуйста, мне самому это нелегко, но по-другому не получится. Никак не получится.

— Во-первых, у меня нет пяти тысяч…

— Вы можете взять кредит под вашу красивую машину.

— … и, во-вторых, я бы вам охотно помог, но нахожу весьма странным, что вы обращаетесь именно ко мне с такой просьбой — к совсем незнакомому человеку.

Я уже знаю все, что сейчас последует…

— Я для вас, возможно, и чужой, господин Мансфельд, но не вы для меня, пардон, пожалуйста.

— Как прикажете понимать?

— Когда вы были в гостях у милостивого господина и я принес кофе, то дверь была лишь прикрыта. И я просто не мог не услышать, о чем вы говорили с милостивой госпожой.

— Да я вообще ничего…

— Господин Мансфельд, успокойтесь, пардон, пожалуйста. Поглядите на меня. Меня жизнь била куда больней. Мой отец не был миллионером. Посмотрите, я совсем спокоен. Мне, к сожалению, пришлось увидеть, как вы и милостивая госпожа хотели поцеловаться…

— Это ложь!

— Я привык к ругани и несправедливости, господин Мансфельд. Конечно, я солгу, если скажу, что я видел, как милостивая госпожа вышла перед вами из башни. Конечно, я солгу, если назову милостивую госпожу любовницей господина Саббадини…

— Вы что, рехнулись?

— Я-то не рехнулся, господин Мансфельд, пардон, пожалуйста, я-то — нет! Милостивая госпожа — я говорю это с величайшим уважением и глубокой озабоченностью, — милостивая госпожа, возможно, страдает от депрессии и смятения чувств, потому что мне, прости меня Господи, в весьма щекотливых подробностях известно многое из того, что она делала за последние годы.

— Что она делала?

— Обманывала милостивого господина, пардон, ради Бога…

— Если вы еще скажите что-нибудь в этом же духе, то я дам вам…

— Бить маленького, слабого, бедного человека? Вы действительно хотите меня ударить, господин Мансфельд, вы, такой большой, богатый и молодой? Что ж, мне не привыкать. Бейте. Бейте же. Я не стану защищаться.

Нет, дальше так продолжаться не может. Я так и знал, точно знал, что к этому все придет. Но дальше это продолжаться не может.