Джеймс Боуэн - Уличный кот по имени Боб. Как человек и кот обрели надежду на улицах Лондона

И тогда становится совсем плохо. Ты можешь думать лишь о том, где достать деньги на наркотики. Я сильно изменился с тех пор, как плотно сидел на героине. Центр лечения от наркозависимости помог мне вернуться к нормальному существованию. Но теперь меня тошнило при одной мысли о том, что все это будет продолжаться. Что мне нужно будет ездить сюда каждые две недели. Что я буду день за днем ходить в аптеку за новой дозой. Хватит с меня. Пора что-то менять.

В каком-то смысле я сам себе усложнял жизнь, сражаясь с наркозависимостью в одиночку. Мне несколько раз предлагали присоединиться к Анонимным наркоманам, но я скептически относился к их программе, состоявшей из двенадцати шагов. От подобных организаций веяло какой-то псевдорелигиозностью, будто мне предлагали довериться высшим силам. Нет, этот вариант был не для меня. Впрочем, теперь мне не казалось, что я остался один на один с наркотиками. Ведь у меня был Боб.

В клинику я его с собой никогда не брал, потому что не гордился этой частью своей жизни, пусть я и многого достиг с тех пор, как появился здесь в первый раз. Не взял я кота и в тот день, когда ездил за последним рецептом на метадон. Рыжий очень радовался моему возвращению, наверное, еще и потому, что по пути из клиники я зашел в супермаркет и накупил еды на два дня вперед. Те, кто когда-либо пытался освободиться от зависимости, знают, на что это похоже. Не важно, идет ли речь о наркотиках, сигаретах или алкоголе, первые сорок восемь часов продержаться труднее всего. Ты уже настолько привык к регулярной дозе, что не можешь думать ни о чем другом. При этом единственный способ продержаться — как раз переключиться на что-то другое. И я очень надеялся, что у меня получится. И что Боб мне поможет.

В обед мы устроились перед телевизором, перекусили — и стали ждать.

Действие метадона обычно заканчивается примерно через двадцать часов, поэтому первая половина дня прошла достаточно легко. Мы с Бобом поиграли и даже сходили прогуляться (ну, я гулял, а кот занимался своими делами в кустах). Потом я достал потрепанную приставку и запустил оригинальную версию игры «Halo 2», которая отвлекла меня еще на пару часов. Пока никаких проблем не возникало. Но я знал, что дальше будет хуже.

Наверное, самая знаменитая сцена ломки была показана в фильме «На игле». Когда герой Эвана МакГрегора решает избавиться от зависимости, его запирают в комнате с запасом еды и воды. Он испытывает невероятные физические и психологические мучения, корчится в судорогах и припадках, страдает от галлюцинаций, его тошнит и так далее. Все, наверное, помнят, как ему кажется, будто он ныряет в унитаз и плавает в нем.

То, что я испытал в течение следующих сорока восьми часов, было еще хуже.

Симптомы ломки начали проявляться примерно через сутки после того, как я в последний раз принял метадон. Через восемь часов я сильно потел, меня периодически потряхивало. К тому времени уже настала ночь, и я должен был спать. И я вроде как даже спал, но при этом мне казалось, что я бодрствую. Мое сознание наводнили сны, больше похожие на галлюцинации.

Сейчас уже трудно вспомнить, но кажется, мне снилось, будто я пытаюсь уколоться героином. Эти галлюцинации развивались по однотипным сценариям: я либо проливал наркотик, либо не мог попасть иглой в вену, либо полиция арестовывала меня раньше, чем я успевал что-то сделать. Очевидно, мое тело таким образом реагировало на то, что я уже давно не принимаю наркотик, без которого раньше не мог протянуть больше двенадцати часов. Но при этом подсознание пыталось убедить меня в том, что, возможно, вернуться к героину — не такая уж и плохая идея. Сознание старательно подавляло подобные мысли, а я словно стоял в стороне и ждал, кто одержит верх.

Странно. Слезать с героина было не так тяжело. Переход на метадон дался мне без особого труда. Теперь все было иначе. Время утратило значение, но к следующему утру меня начали мучить страшные головные боли. Яркий свет, резкий звук — и мне казалось, будто в череп вбивают ржавый гвоздь. Я пытался сидеть в темноте, но тогда снова наступали галлюцинации, которые были хуже, чем боль, и я отказывался от этой идеи. Получался замкнутый круг.

Больше всего на свете мне нужно было на что-то переключиться. И тут рыжий кот стал моим спасением.

Порой у меня возникало чувство, что мы с ним понимаем друг друга на телепатическом уровне. Рыжий точно время от времени читал мои мысли, и сейчас его умение пришлось как нельзя кстати. Он знал, что нужен мне, поэтому постоянно держался рядом, подбираясь поближе, когда я звал его, и отходя в сторону, когда становилось совсем плохо.