Неподвижно стоя в полуметре от Насти и в метрах десяти от соперника, пытаюсь найти подходящие слова, чтобы упредить применение молодым человеком кулаков или оружия. Можно ведь в принципе сказать нечто такое этому — не волку, волчонку…
Серый «опель» резко тормозит у тротуара, из него, как в кино, выпугиваются два крепыша, очень похожих на Настиного муж-не-мужа, обнимают его с двух сторон и уже втроем дружно упаковываются в автомобиль, который тут же берет стремительный старт. Институтская тягомотина съела слишком много моих нервных клеток, и на удивление их сейчас просто не хватает. А есть чему изумиться.
— Поехали к тебе, там все расскажу.
С этими словами Настя поднимает руку — и чуть не вызывает дорожно-транспортное происшествие, поскольку сразу три машины прилипают к обочине, рискуя поцеловаться бамперами. Молча едем, молча входим в дом…
— Коньяк я не люблю, но немножко налей. Значит, после твоего звонка я что-то наплела и выбежала. Знала, конечно, что Егор за мной потащится. (Егор он, оказывается. Раньше Настя номинировала его тремя способами: «мой», «дурак» и «мой дурак».) Успела еще из автомата позвонить одному своему женишку…
— Кому?
— Ну, это я так его называю. В «Метелице» была как-то вечером с подружками по профессии, и подкатился один. Знаешь, там кругом все черные…
— Негры?
— Да нет, кавказцы. Ну, на этом фоне он мне показался приличным человеком. Хотя, конечно, криминальный товарищ, но не шестерка, как мой Егор, а настоящий вор в законе. Миша Рыбинский. Свозил меня зимой в горную Австрию, недельку там на лыжах покаталась. Он меня несколько раз замуж звал, хотя о постели даже речи нет — что-то у него там не в порядке с этим делом. Понимаешь, я ему нужна, чтобы в ресторанах со мной появляться, ну и все такое.
— Ты-то как к нему относишься?
— А никак. Совсем в нем нет — теплоты что ли… Денег не жалеет, но не умеет заботиться о женщине. Почему-то одни бандюки на меня клюют. Профессоров, кроме тебя, у меня пока что не было. Слушай, а может, ты тоже из этих и только хорошо маскируешься?
Шутки шутками, но все чаще думаю: неправильно прочел я свое призвание, решив почему-то, что я так называемый «человек науки». Не бывает таких людей, за редким исключением, и я — нормальный человек жизни — пусть не бандит, но в известной мере авантюрист, приключенец, начинающий себя понимать только тогда, когда с ним случается что-то небудничное и неправильное.
— Короче, — продолжает Настя, — когда Егор меня совсем заколебал своими скандалами и я об этом под настроение Мише рассказала, тот предложил его немножко воспитать. Тогда я отказалась, а сегодня звякнула — вот они и приехали, как по заказу. Обещали его даже не бить, только предупредят…
— Так за кого из этих двоих все-таки ты замуж бы вышла?
— А ни за кого. Ты меня извини, но если я за кого-то и захотела бы выйти замуж, то за тебя.
Честное слово, такое предложение опять звучит для меня неожиданно. Ну никак не видел я себя рядом с Настей в роли «женишка».
— Да? Так я ловлю тебя на слове.
— Лови, если поймаешь.
Да, но оба оказались мы без работы, без службы — for the moment, конечно, — только вот как долго продлится этот момент… У меня после ухода из Речи осталось еще почасовое университетское преподавание, достаточное лишь для того, чтобы удовлетворить пресловутую лев-толстовскую «похоть учить» (а она у меня, как я тебе уже говорил, весьма умеренна), деньги же там даются два раза в год, столько раз на них можно и поесть.
Должен признаться, что проявил полную и непростительную самонадеянность, то есть понадеялся на себя и на свой авторитетец. И мне и ему во всех возможных местах трудоустройства оказали заслуженный прием. Да еще мой недолгий опыт начальствования сыграл роль волчьего билета: ну кому нужен работничек с лидерскими амбициями, равно удаленный от пенсионного возраста и от интересов коллектива. Попробуй теперь докажи, что у тебя нет таких амбиций, что не волк ты по крови своей. Не поверят: где гарантия, что ты после примерного дремания на трех заседаниях ученого совета вдруг не проснешься на четвертом и не ляпнешь, что почтенный институт занимается ерундой? Невелика наша научная деревня, и чтобы понять свое в ней место, необязательно от каждых ворот получить поворот — иные отлупы можно и предугадать, вычислить.
Рита Ручкина — наш верный барометр и флюгер, та сразу на меня рукой махнула. Бывало, по часу мы с ней телефонную сеть эксплуатировали, обсуждая национальные особенности русского филологического быта, а теперь словно и номер мой забыла. Впрочем, она по-своему права, переключившись с меня, ставшего теперь почти ее ровесником, на новые, растущие кадры. Она ведь не случайно горит общественным энтузиазмом двадцать четыре часа в сутки: муж у нее не то пьет, не то гуляет, не то совсем ушел из дому. А я для Риты что-нибудь реальное сделал за все годы нашего знакомства, с одиночеством помог ей справиться?
Читать дальше