Курбандурды Курбансахатов - Сто монет (роман и повести)

Настала очередь Ханова. По тому, каким высокомерным взглядом окинул он зал, люди поняли, что старания Карлыева напрасны. Ступив на трибуну, Ханов сразу перешёл в наступление.

— Вы со своей гнилой философией утопите в конце концов район!.. — не скрывая злобы, прокричал он, глядя прямо на Карлыева.

Чуть ли не целый час ораторствовал председатель райисполкома в духе своего заявления. И если первые несколько минут его ещё слушали, то вскоре люди стали переговариваться, сначала, правда, тихо, но потом всё громче и громче.

Наконец Ханов умолк и прошёл на своё место. На трибуну скова поднялся Карлыев.

— По-моему, товарищ Ханов несколько поторопился, — сказал он, обращаясь к притихшему залу.

— Что вы предлагаете, товарищ Карлыев? — спросил Сергеев.

— Предупредить товарища Ханова и дать ему время осознать свои ошибки.

— Что ему время, когда он считает себя во всём правым, — уверенно заявил Санджар-ага.

— Если каждый из нас поможет человеку…

— Простите, товарищ Карлыев, — перебила его Шасолтан. — Вы только что слышали истерическую речь товарища Ханова. Неужели вы после этого ещё на что-то надеетесь?

Словом, пленум не поддержал предложения Карлыева. Большинством голосов было принято решение — просить Центральный Комитет Компартии Туркменистана освободить Каландара Ханова от занимаемой должности.

Ни на каких пленумах, собраниях и заседаниях Карлыев так не уставал, как сегодня. В голове гудело и казалось, будто к каждому плечу подвесили по тяжёлому камню. Он вошёл в свой пустой кабинет и, не зажигая лампы, сел за письменный стол, подперев руками лоб.

Секретарша принесла чай и спросила, почему Карлыев сидит в темноте. Он объяснил, что не собирается здесь засиживаться, и попросил, если найдётся, таблетку анальгина.

Девушка принесла анальгин и, включив свет, вышла, пропуская в кабинет Сергеева.

— Вы ещё не ушли! — почему-то обрадовался он.

— Хочу позвонить в Ашхабад.

— С Ашхабадом можно поговорить и из дому. И времени уже порядочно. Что, если мы пойдём сейчас к нам? Анна Константиновна обещала угостить варениками. По дороге прихватим и Марал-ханум. Тётка моей Аннушки прислала из Ленинграда пластинку — новая симфония Шостаковича.

— И музыку послушать хорошо, и вареники — вкусная вещь…

— Я знаю, что у вас плохое настроение, — прервал секретаря райкома Сергеев. — Именно поэтому я и хочу, чтобы вы пошли.

— Дело не в настроении, Анатолий Иванович. Просто я очень устал, и голова разламывается, так что лучше всего отправиться домой и лечь.

— А мы найдём лекарство и от головной боли, и от усталости.

— Поможет ли? Ой, до чего всё это неприятно, Анатолий Иванович, — сказал Карлыев, снова возвращаясь к разговору о Ханове. — Всё-таки, наверно, можно было найти другой выход.

— Ханов сам виноват. И случилось то, что должно было случиться.

— Конечно, виноват, но, может быть, и мы виноваты?

Сергеев ушёл, так и не сумев убедить ни в чём Карлыева.

Осторожно ступая, снова появилась секретарша.

— Что же вы не идёте домой?

— Мне ещё надо кое-что перепечатать, — ответила девушка.

— Завтра перепечатаете. Ведь дома, наверно, ждут.

— Маме я позвонила… Караджа Агаев просил принять его.

— Агаев?.. Что ему надо?

— Не знаю. Говорит, что должен срочно повидать вас.

— Срочно? Ну, пусть зайдёт.

Войдя в кабинет и, неизвестно чему радуясь, Агаев раздвинул губы, поблёскивая золотыми зубами.

— Садитесь! — Карлыев показал на кресло.

— Хоть я и знаю, что вы очень устали, — извиняющимся тоном начал ревизор, — но сердце моё не успокоилось бы, если бы я не пришёл.

— Слушаю вас.

— Я сегодня мог бы выступить не хуже других. Я подготовился, но… — замялся он.

— Надо было выступить, если было что сказать.

— Да, верно, однако я решил, что так будет лучше.

Агаев сунул руку за пазуху и вытащил пачку аккуратно сложенных бумажек. Дрожащей рукой он протянул их секретарю райкома.

— Что это?

— Это… это… моя несостоявшаяся речь.

— Что?

Голос Карлыева прозвучал громче обычного, и Агаев понял, что затеял ненужное дело, но отступать было уже поздно.

— Я написал свою речь. — Он облизал засохшие губы и продолжал: — Вы напрасно поддерживали Ханова. Если бы вы только знали, что этот человек творит!

— Например?

— Я скажу, но вы на меня не сердитесь, товарищ Карлыев.

— Говорите, — Карлыев с трудом сдерживал раздражение.

— Например, каждый раз, отправляясь ка охоту, Ханов вдребезги разбивает государственную машину и оставляет её в пустыне.