Нина Катерли - Курзал

Но телефон в Ленинграде не отвечал. Ни у дочери, ни дома. Конечно, если у них там ясный день, Маша могла выйти погулять с внучкой, но, с другой стороны, он же четко предупредил: из Ярославля будет звонить! И время стоянки Маша знает, вместе смотрели расписание!

Решив, что через час позвонит снова, Александр Николаевич, теперь уже не спеша, двинулся в Спасо-Преображенский монастырь, чтобы совершить самостоятельную экскурсию, держась подальше от познавательно галдящих оптимистов. Но последнее ему не удалось — уже в воротах столкнулся с Базой и его золотоносной супругой, прижимающей к обтянутому шелком крутому животу гигантский пакет — успела уже и монастырь обойти и посильно где-то отовариться. От растерянности Губин поздоровался, и База в ответ обрадованно произнес вдохновенную фразу: дескать, с погодой чудовищная непруха, теплоход — плавучая дыра для увеселения матерей-одиночек, зато монастырь, конечно, блеск, именины сердца, пир духа…

Губин вежливо улыбнулся и торопливо зашагал прочь.

И тотчас услышал знакомый голос:

— Какой прогресс! Девочки, наш сосед умеет улыбаться!

Преградив ему путь, на дорожке, взявшись за руки, стояли Ирина, Катя и Лиза. Это они — к счастью, они, а не База! — сидели с Губиным за столиком. За прошедшие дни он успел обменяться с ними хорошо если десятью фразами. (И надеялся, что так оно будет и впредь.) Хоть тут повезло, неразговорчивые и нефамильярные молодые женщины, каждой лет по тридцать — тридцать пять. Ирина с Катей сидели напротив Александра Николаевича, их он успел рассмотреть как следует. Белокурая, светлоглазая, с решительным подбородком и тонкими губами Ирина похожа была на финку или эстонку, а скуластая, смешливая Катя чем-то напоминала Машу в молодости. Такая же темноволосая, и глаза карие. Хорошие девочки, скромные, некокетливые. Ирина и Катя в первый день представились: обе из Ленинграда, инженеры, работают… Александр Николаевич тут же и забыл, где они работают, а про себя скупо сообщил, что, дескать, тоже инженер. Лиза, сказав, что она Лиза, ничего больше не добавила. Лиза сидела справа от Александра Николаевича, вела она себя тихо, во время первого их совместного завтрака только и произнесла еле слышно: «Приятного аппетита», и в дальнейшем, вызывая у Губина кое-какие воспоминания, каждый раз желала им с Катей и Ириной того же. Зато предупредительно передавала всем хлеб, горчицу или стаканы с компотом, поставленные официанткой на край стола. Она быстро съедала все, что приносили, и сразу уходила, сказав «до свидания».

В монастыре, когда Ирина, Катя и Лиза стояли перед Губиным на дорожке все трое, Александр Николаевич разглядел и Лизу. Оказалось — ничего, курносенькая, длинные черные глаза, темные вьющиеся волосы, розовые щеки. И сложена хорошо. Только уж больно провинциальная — Катя с Ириной выглядят с ней рядом столичными штучками в своих джинсах и ярких курточках. Эта же вырядилась в габардиновый неликвидный плащ (такие в прежние времена назывались, помнится, мантелями), на голову повязала капроновую косынку. При этом жеманилась — округляла глаза, кусала ярко накрашенные губы и хлопала ресницами.

«Дурочка, небось, потому и хлопает, — беззлобно подумал Губин. — Деревенская, простодушная дурочка».

Однако в тот же вечер на вопрос Ирины, откуда она приехала, Лиза, вскинув голову, сказала, что из Москвы.

…Старуха в сотый, наверное, раз насаживала червяка, так и не поймав ни единой рыбы. Мальчик, ошалев от перегрева, тупо смотрел в воду. А солнце, перед тем как пойти на закат, взялось за дело всерьез: полный ад, и ни единого ведь деревца на этом берегу! Все. Пора в каюту.

Но Александр Николаевич не двигался.

…Безусловно, в том, что произошло между ним и Лизой и тянется до сих пор, есть, как ни парадоксально, и Машина вина. Может, оно и подло вот так рассуждать: раз в жизни поехал в отпуск без жены, тут же ей изменил и на нее же сваливает! Но он ведь не хотел ехать! А главное, Маша, умница, убежденная, что знает человеческую душу вдоль и поперек, могла, должна была предвидеть, что так получится. Могла! Губин нормальный, здоровый, по нынешним меркам еще не старый мужчина… А впрочем, какая это измена! Сто раз говорил себе… Если бы он перестал любить Машу, не рвался домой — другое дело, а он дни считает. Маше от этой истории нет и никогда не будет никакого ущерба, а вот ему…

Однажды Утехин, главный технолог и зам Александра Николаевича, образцово-показательный обыватель, эталон, высказывания которого они с Машей особенно ценили за их концентрированность, поделился со своим шефом: