Нина Катерли - Курзал

Когда Юрик уже учился в школе, начала готовить его в военное училище, чтобы стал офицером. Армия — это армия, любые гены перешибет, там ни разгильдяйства, ни лени, ни — чтобы самого себя жалеть. Там — долг. Долг! Вот что главное в жизни. А склонность к мартьяновской расхлябанности уже и сейчас заметна: утром не поднимешь, так и норовит поспать лишнее. Вообще не активный, а ведь приучен — с постели под холодный душ, но сперва зарядка, да не какая попало, с эспандером, на снарядах; у Тамары поперек дверного проема приколочена перекладина (кто первый раз приходит, если высокий, обязательно стукнется лбом). На перекладине этой она и сама, вместе с Юркой, подтягивалась. Первое время — смех и грех — оба висели, как тряпки, к шестому классу Юрик мог до двадцати пяти раз. Но азарта, спортивной злости — нисколько! Отвернешься, он тут же: «Все! Отстрелялся!» — «Что значит — все? Сколько раз?..» — «…Двадцать… три…» А по времени ясно, там и пятнадцати нет. «Двадцать три, говоришь? Молодец. А ну, давай еще восемь!» Покраснеет, засопит, а слушается. Потому что мать для него не просто мать — товарищ, вместе телевизор смотрят про десантников, вместе ходят на стадион, на футбол. А еще Тамара придумала военную игру, такую, что сама готова в нее все вечера играть: берется лист ватмана, наносится рельеф местности, горы там, реки, населенные пункты, лес. И вот, на одной стороне, допустим, реки — наши, на другой — противник. У нас — самолеты, артиллерия, пехота, и у них тоже. Все это вырезано из картона в виде квадратов, ромбов, кругов и других фигур и обклеено разноцветной бумагой с условными обозначениями. Надо разработать стратегический план и тактические действия: куда послать разведку, как расположить орудия, когда начать артподготовку, в каком направлении потом пойдет техника, как переправится через реку и ударит царица полей. Ну и так далее. Иногда играли с Юркой друг против друга, иногда — оба и за наших, и за тех. Тамаре игра очень нравилась, Юрику, пока был помладше, тоже. Но в седьмом классе Тамара его, бывало, даже уговаривала: «Ну сына, давай в войну!» А он не хочет, ему интересней — во двор…

Выглядела Тамара всегда — залюбуешься. На работе прямо поражались, откуда силы берутся? И верно — до двух часов ночи просидит над костюмом для Раисы (той в голову ударило — на каждый день недели — новый наряд), утром глаз не разлепить, а надо встать, сделать вместе с сыном гимнастику, проследить, чтобы не увильнул от душа («Не пудри мозги, не обливался ты, вон — кончики волос сухие, а ну, марш в ванную!»), а потом привести себя в порядок и — на работу. И там, пока Людмила чухается за соседним кульманом, доделывает вчерашний лист, у Тамары уж новый готов — чистенький, без единой ошибки. Вот так. Ей даже физическое удовольствие доставляло взять новый ватман, наколоть на доску, проверить рейсшиной, что все ровненько, а на столе, рядом — карандашики заточены, готовальня раскрыта, резинка мягкая, любимая — никому не давала пользоваться! — и тут же справочники, ГОСТы — и пошла работа! Что ни линия — блеск. Окружности могла так от руки провести, что лучше любого циркуля. О технической грамотности не говорим, Раиса Тамарины чертежи даже не проверяла, подписывала не глядя.

В обед успевала еще подхалтурить, чертила балбесам-заочникам дипломные проекты. Платили прилично. Лодырь, он что хочешь отдаст, лишь бы самому не делать. И еще в ногах поваляется: «Тамарочка Ивановна, ну выручите, полный зарез, только вы можете, ну дорогая!» Выручать Тамара выручала, но уж не могла не высказать, что думает: «Зачем получаешь специальность, которую не любишь? Вы же все надеетесь, что вкалывать не придется, в руководители стремитесь, руками водить, в начальники на чужом горбу!» Сама думала: а ведь и она спокойно могла закончить институт, хотя бы заочно, села бы на Раисино место, когда та уйдет на пенсию… Но тогда пришлось бы отнимать время у Юрика, а он с каждым годом требовал его все больше. Была бы дочка, может, и проще бы, а с парнем… Легко ли без отцовской руки вырастить настоящего мужчину? А надо. Долг. Чтобы вырос сильным, честным, не вруном, не исподтишником! А для этого должен привыкнуть: скрыть ничего никогда не удастся. Когда Юрик был еще маленьким, знал — есть у Тамары такой особый глаз, которым она все видит, где бы он ни был. Придет с гулянья, мать сразу: «Зачем ел снег?» Скажет так, наугад, и Юрик, если правда ел, тут же и признается. Ну, а не ел — обидится: «Не ел я, чего ты?» Тамара: «Как — «чего»?! Да! Сегодня не ел, но… хотел ведь?..» Ну что ты будешь делать? Верно, хотел… кажется… Но как же она-то узнала?!