Хуан Онетти - Избранное

Мы подумали, что сеньора Шпехт, разговорись она, могла бы подобрать ключ к этой парочке, подсказать нам эпитеты, определения. Те, что придумывали мы, не годились. Оба, он и она, были слишком юными, застенчивыми и счастливыми, чтобы ценность жизни состояла для них в том, чем довольствуются слуги: дом, еда и немного карманных денег, которые сеньора Шпехт, вероятно, всучивала им без их просьбы.

Так продолжалось недели три. На смену лету пришла осень: закатное небо стало стеклянно-прозрачным, дни стояли молчаливо застывшие, под ногами шуршали разноцветные опавшие листья.

Все эти три недели юноша и малышка приезжали в город к девяти утра, в машине Шпехта, покинув прохладу пляжа ради умирающего лета на старой площади. Мы видели (мне это было нетрудно), как они улыбаются шоферу, вдыхают запах кожаной обивки в салоне автомобиля, улыбаются улицам, радуются недолгой своей утренней прогулке; улыбаются деревьям на площади и тем, что выглядывают из-за глинобитных оград; бронзе и мрамору входной двери; улыбаются горничной и сеньоре Шпехт. Да они весь день только и делали, что улыбались, улыбкой родства и братства с миром, хотя ее улыбка была не такой чистой и непреложной — краткая обманчивая искорка. Но важней сказать, что они усердно трудились с самого утра и до возвращения на пляж, придумывали себе дела: то мебель чинят, то чистят клавиши рояля, то стряпают — по кулинарным рецептам, которые он знал на память или скоропалительно выдумывал. А еще помогали сеньоре Шпехт примерять наряды: прилаживали их то так, то эдак, расхваливая каждую перемену с восторгом, с готовностью, но в рамках приличий. Так они приносили пользу гостеприимным хозяевам, коротая вечер до первого зевка Шпехта, поддакивая хозяину в его избитых, но бессмертных жалобах на незадачи либо жадно слушая повесть о былых его подвигах. (Она, ясное дело, не совсем вникала; они шушукались с сеньорой Шпехт — моды, компоты и беды — женский дуэт на фоне мужского, более эпичного.)

— Нет, не Рыцарь Розы, — заявил наконец Ланса, — a chevalier servant [42] Здесь: рыцарь, слуга (франц.). . Презирать его за это, пожалуй, не стоит. Ладно, там видно будет.

Наконец разнеслась весть, что Шпехт их выгнал, хоть и без скандала, — наутро после вечеринки в его доме. В воскресенье шофер, как обычно, приехал на пляж к девяти часам, но в машину их не усадил, а только вручил записку: строчек пять, вежливых, но решительных, написанных твердым, ровным почерком, каким пишут по утрам и не спеша. Вот почему он их выгнал: они напились; юношу хозяин застал в обнимку с сеньорой Шпехт; они украли комплект серебряных ложек с гербами швейцарских кантонов; платье крошки было неприлично открыто на груди и колене, а под конец праздника оба они танцевали как моряки, как паяцы, как негры, как проститутки.

Последние новости принес Ланса. Однажды после работы в газете и завтрака в «Берне» он увидел их в маленьком кафе на улице Касерос. Кончалась теплая влажная ночь, и дверь заведения стояла настежь, без ворсистой портьеры, без посулов и ловушек. Ланса остановился, чтобы развлечься и закурить, и увидел их. Они были одни на площадке для танцев, немногочисленные клиенты за столиками окружали их — завороженные, но себе на уме; парочка что-то танцевала — упоение, восторг, пролог к часу любви.

— Я уверен, какой-нибудь эвфемизм тут нужен. Потому что было в танце этом нечто от древних племенных обрядов, от ритуала помолвки, когда невеста кружит вокруг жениха, временами останавливаясь, притягивая его к себе, — то вроде бы отдается, то, разжигая страсть, опять ускользает. Только тут в центре стояла она, немного заторможенная, скованная в движениях, топталась на месте; крохотное, но полное тело чуть покачивалось, она следила за мужем с терпеливой мягкой улыбкой, протягивала к нему руки, а потом поднимала их, защищаясь и прося о снисхождении, вымаливая счастье. А вокруг нее плясал он, сгибаясь в поясе, то приближаясь, то удаляясь, обещая и подтверждая обет лицом и телом. Они танцевали так из-за глазевших на них зрителей, но танцевали для одних себя, тайно, уверенные, что никто им не помешает. Рубаха юноши была открыта до пупа; и все мы могли видеть, как он, потный от возбуждения, счастлив, немного пьян и в трансе; счастлив, что на него смотрят, а она его ждет.

Тогда, впервые и как было предсказано, им пришлось столкнуться с нами. Утром мужчина явился в контору Гиньясу — похоже, он только что принял ванну и опрыскался одеколоном, — комкая в пальцах сложенную пополам купюру в пятьдесят песо.