Алексей Ильин - Время воздаяния

«Когда мы увидимся?» — «Скоро… завтра, может быть. Или послезавтра» — «Но ведь это неправда — завтра вы с мужем уезжаете на курорт?» — «Ах, да, я совершенно забыла…» — и дальнейшее тонет в душных лобзаниях и торопливой лжи, что — «Скоро, совсем скоро я приеду, и мы с тобою непременно будем вместе… Ну мы встретимся… Все будет хорошо, я тебя уверяю, потерпи».

— Зачем, — спросил я однажды.

— Что — зачем? — искренне удивилась она, аккуратно закалывая пышную прическу десятком шпилек.

— Зачем мы делаем это? Все это? — скрываемся, встречаемся тайно, любим друг друга с животной страстью, но затем вновь расстаемся, приобретаем вид благонравных обывателей, хотя знаем прекрасно, что здесь таких и нет в помине — вот этот, например, идущий сейчас по улице господин в сюртуке и цилиндре — придя домой, снимет панталоны, да и вытащит на свободу свой, затекший от долгого сидения в присутствии хвост — ибо не пристало показывать его прилюдно, пусть даже у столоначальника он в три раза длиннее… Ты же знаешь это прекрасно.

— Да, конечно, ты совершенно прав, но что же делать?.. Мы ведь, если ты не вовсе забыл, затем и скрылись тут, среди таких же, как и мы… У каждого из них своя история: мой муж, например…

— Послушай, я совершенно не желаю знать историю твоего мужа…

— А совершенно напрас…

— …не желаю. И не в ней сейчас дело. Зачем? Зачем делаем это мы и делают все вокруг? Мы лжем друг другу в глаза, прекрасно зная, что лжем… И что в ответ слышим точно такую же ложь. Зачем мы играем весь этот спектакль?

Я разгорячился, вскочил. Лили продолжала полулежать — обретенное здесь тело, которое она носила, как женщины носят красивое платье, совсем заставило ее забыть старую привычку сидеть, поджав ноги.

— Не лучше ли раскрыть, наконец, глаза, перестать лгать — друг другу, себе и всему свету, предстать уж такими, какими мы порождены? В конце концов — неужели у творца — всемилостивого — не хватит милости для нас? Ведь мы теперь тоже часть мира, который он породил! Неужели нам нельзя занять в нем немножечко места, не умножая поминутно ложь, которой мы все уже оплетены, как болотной тиною?

Лили ничего не отвечала мне, только безотчетно теребила пальцами свой амулет и только смотрела — снизу вверх, запрокинув лицо.

— Н — ну, — наконец неуверенно начала она, — ведь есть среди… нас…

— Да, да, я знаю, — раздраженно отмахнулся я, — уроды, монстры, я уже успел навидаться… отнят у меня дар расправляться с такими, а не то… Впрочем — какое я теперь имею на это право? — пришлось заключить горько.

— Но все остальные — то? — продолжил я уже спокойнее. — Они ведь почти совсем уже люди — если людей считать образцом — что, кстати сказать, тоже не бесспорная истина. Все эти твари болотные — живут себе по деревням, по хуторам… даже идолов своих старых оставили… ну… — почти. Ну пойдут они, как завершится их земной круг, в преисподнюю, в огонь, в топку вечную… Может и мы туда пойдем с тобою…

Лили передернуло.

— Ну хорошо, хорошо… Но — зачем? Зачем — все — это?

— Есть одна причина, — ответила, наконец, совершенно спокойно и серьезно Лили, — та, от которой мы и забрались сюда в такой спешке.

Мы сидели с нею — вернее я стоял, а она полулежала на скамейке — в беседке, что в дальнем конце уже начинавшего отпотевать вечерней сыростью сада, и казалось, что юный стройный гимназист читает что — то: возможно стихи — благосклонно внимающей ему тетушке.

— Я ведь рассказывала тебе уже… — продолжала между тем говорить Лили. — Как давно это было, — и она печально вздохнула, — люди боятся и презирают нас, а даже, если и не боятся — все равно: мы — чужие; мы, быть может, братья и сестры, но — сводные, рожденные от матерей, ревновавших и ненавидевших друг друга. Нас просто уничтожат — поодиночке или еще как…

— Здесь? — только и спросил я.

— Конечно. Что тебя удивляет? Что может помешать им орудовать здесь с такой же легкостью, что и в любом другом месте? Только то, что — широк этот край пока еще, и не так просто сыскать в нем кого — то определенного, да и климат здесь гнусный — наши «попечители» всего лишь люди, копошиться здесь в холоде, сырости и осенней грязи — отнюдь не для поощрения отправляют (это мне Шнопс рассказывал)… Да и много нас здесь — как тут искать в этом сонмище?

Она снова вздохнула.

— Ну, хорошо, пусть так, — медленно начал я, — но что мешает нам с тобой…

Она фыркнула:

— О, боже мой — ты действительно превратился в зеленого юнца… Ну что ты говоришь… — На что мы будем жить? Где? Вообще — как?