Эрик-Эмманюэль Шмитт - Два господина из Брюсселя

В досаде она просматривала рукописные листки, исполненная решимости немедленно уничтожить их. «Что за странная склонность тратить свое время на то, чтобы обрисовать мою жизнь в объятиях другого!» Она наугад вытащила из кипы страницу.

«Его брак оказался счастливым. Жена была кроткой и чувствительной и смогла понять и полюбить его. Она восхищалась этим огромным художником и умела приноровиться к его характеру. Это помогло ей легко добиться его доверия, так что он обожал ее, признавался ей во всем, даже в малейших промахах. А она платила ему своей нежностью и постоянной заботой. Она и сейчас признает: как не прощать ему все и не жить ради него, если он столь хорош?»

Несмотря на дурное расположение духа, она улыбнулась. Этот простак пересказывает историю так, как слышал от нее самой. Он наивно поверил в ее ложь. Во время их разговоров, освобожденная от действительности, она живописала свое поведение скорее таким, каково оно должно было бы быть, нежели таким, каково было, и ей доставляло удовольствие присваивать себе лучшую роль. Долгие годы она набрасывала свой образ таким, какой ее нынешний муж хотел бы видеть ее с предыдущим. Для нее важным было прежде всего нравиться живому, оправдать, а значит, воодушевить его любовь. На самом деле она возвращалась в свой первый брак под взглядом своего второго мужа, чтобы доставить удовольствие этому последнему.

Пробегая глазами следующие абзацы, она получила подтверждение тому, что он творил ее поразительный портрет.

— Это хотя бы сгладит коварство моей чудовищной золовки!

Она поймала себя на том, что своим восклицанием согласилась на существование столь странного издательского проекта. По правде сказать, подобная биография ей полезна… Неожиданно — из-за суеты ее нынешнего супруга — о покойном заговорили, стали исполнять его произведения, некоторые музыканты объявляли себя его последователями, хотя в лучшем случае обучали его сыновей! Что за нелепая манера!.. Однако не стоило обольщаться: такое положение продлится не дольше, чем лихорадка. Это уже вчерашняя музыка, а люди слушают сегодняшнюю. И их не изменишь. Несмотря на краткую вспышку интереса, очень скоро все забудется.

И наконец, если каким-то чудом кто-то заинтересуется ее случаем, биография не воспроизводит всего того вздора, который несла о ней семья ее покойного мужа.

У нее за спиной скользнул силуэт.

— Ты роешься в моих бумагах?

Она поднялась и обняла его:

— Дорогой, то, что ты предлагаешь, — великолепно.

— Ты так считаешь? — с сомнением переспросил он.

— Знаешь, он бы тобой гордился.

Он не ответил, лишь с облегчением вздохнул. Его лицо покраснело, глаза затуманились.

«Он бы тобой гордился». Взглянув на него, он отметила, что ее слова повергли его в более сильное переживание, чем в тот день, когда он получил звание кавалера. Или когда они поженились.

— Да, мама, уверяю тебя…

— Нет, это невозможно, слишком нелепо!

— Клянусь тебе. Он попросил меня ради этого сходить к тетке.

— К тетке? Ты что, с ней еще видишься, с этой мерзавкой?

— Мама, все знают, что она меня обожает…

— Еще бы, она видит в тебе сына своего брата и забывает, что ты еще и мой сын. Она всегда ненавидела меня.

— Мама…

— Ладно! Не в этом дело. Так ты говоришь…

— Да, отчим сказал, что хотел бы быть похоронен вместе с тобой в склепе папиной семьи.

— Какой кошмар!

Доведенная до бешенства, готовая взорваться, всклокоченная, она бросилась в комнату, служившую кабинетом ее мужа, с твердым намерением нарушить вежливое молчание, с которым до сих пор терпела его причуды. У нее и так частенько складывалось впечатление, будто они живут втроем, настолько ее второй муж обожал первого, но это переходит всякие границы… В склепе исчезнувший уже будет не только воспоминанием — он снова превратится в тело. И они навеки улягутся втроем в одном помещении: она и два ее мужа.

Войдя в библиотеку, она застала его лежащим на персидском ковре. Он задыхался:

— О… дорогая… как ты вовремя…

У него снова случился приступ — последнее время они участились. Ничего странного, что он одержим думами о смерти и надгробиях.

Она подошла, и его лицо посветлело. Бедняга! Как он ее любит… При взгляде на жену его обычно невыразительные глаза засветились.

Гнев ее мгновенно утих, теперь она думала только о том, как ему помочь, приподняла ему голову, стала обмахивать, чтобы освежить, чтобы он задышал спокойнее.