Павел Санаев - Хроники Раздолбая

— Что смотреть, если я знаю, что все мои документы в Риге?

— Посмотри на всякий случай.

Диана раздраженно открыла косметичку и с ерническим старанием стала перебирать смешавшиеся в ней предметы.

— Что у нас тут «на всякий случай»? Губная помада. Пудра. В пудренице нет паспорта? Паспорт, ау! В пудренице нет. Дезодорант. Тушь… Салфетки — все без фотографии, видишь? А это что…

Она сунула руку в кармашек, пристеганный к внутренней стороне косметички, и вытащила две светло-голубые картонки. Увидев на них фотографии и какие-то печати, Раздолбай чуть не подпрыгнул.

— Что это?!

— Карточки покупателя — мамина и моя.

Схватив картонку с Дианиной фотографией, Раздолбай просунул ее в окно кассы.

— Подойдет?

Кассирша придирчиво осмотрела карточку и, ни слова не говоря, стала выписывать билет. Раздолбай ликовал, чувствуя, как вера во всесильного покровителя восстает из пепла, снова превращаясь в столп, на котором держится понимание жизни. Снова все стало ясно, как дважды два — Бог обещал Диану, подсказывал действия, которые вели к сближению с ней, и складывал обстоятельства в пользу этого сближения. Раздолбай никогда бы не решился позвать ее в Москву и не поверил бы, что это возможно, но он послушал голос Бога, и все сложилось так, что в его сердце остался волшебный миг прогулки на Воробьевых горах. Теперь Бог велел отправить Диану в Ригу. Жребий, билет и спасительный документ подтверждали, что это была воля свыше, и Раздолбай твердо верил, что эта же воля приведет его к еще большему волшебству. Не для того же Бог пообещал «дано будет» и столько уже для этого сделал, чтобы теперь их просто разъединить!

В том, что Диана «дана будет» Раздолбай больше не сомневался. Ему даже показалось, что он может предугадать замысел Бога на ход вперед, как постигший шахматные тайны игрок предугадывает ходы партнера. В последний момент, предполагал он, Диана откажется лететь, повиснет у него на шее и скажет, что «испытывает к нему что-то такое». Он ответит, что давно испытывает то же самое. Они поцелуются и поедут к нему, объединенные молчаливым согласием совершить то, чего он так давно ждет и боится. Только бояться теперь не придется, потому что, отказавшись улететь и сделав, таким образом, первый шаг, Диана простит ему любую оплошность.

Получив билет, он торжествующе сказал:

— Как я обещал, через шесть часов будешь в Риге. Сколько раз уже все получалось так, как я говорю?

Диана угрюмо промолчала, но ее холодность больше не смущала его. Он считал, что владеет секретом, о котором она просто не знает — все уже предрешено, и Бог приведет ее к нему в объятия, точно так же, как привел в Москву, несмотря на все возражения. Знание этого секрета веселило его, и отчаяние проигравшего сменилось куражом победителя. Откуда-то вспомнились десятки смешных историй, и в закутке облезлого шереметьевского кафе он искрометно бомбил ими скучающую Диану, пока не объявили посадку на ее рейс.

— Ну что, мне пора, наверное, — засобиралась она, отводя взгляд.

«Откажется лететь сейчас или возле зоны контроля? — подумал Раздолбай. — Пожалуй, возле зоны. Меня туда не пустят, и у последней черты все случится».

— Я тебя провожу, — предложил он.

Возле стойки, где проверяли посадочные талоны, она развернулась к нему лицом.

«Вот сейчас… — подумал он. — Сейчас она скажет».

— Ты все-таки ненормальный, — сказала Диана. — Ума не приложу, зачем ты так поступил. Я даже не переоделась, лечу в твоем свитере.

— Неужели я разрешил бы тебе мерзнуть.

— Эх, кто еще будет обо мне так заботиться?

«Сейчас… сейчас…» — думал он.

— Ладно, спасибо еще раз за спектакль… все было на самом деле здорово. И кстати, с наступившим тебя днем рождения. Пока.

Даже не чмокнув его в щеку, она развернулась и ушла на посадку.

— Это все? — недоуменно обратился он к внутреннему голосу.

— Ничего не закончено. Дано будет, — уверенно ответил Бог.

«После всего, что было, я тебе верю», — подумал он.

Домой Раздолбай возвращался с таким чувством, словно досматривал остросюжетный фильм. Герой испытывал очередные трудности, но финал, по законам жанра, обязательно должен был оказаться счастливым.

Свой день рождения Раздолбай до половины проспал. Обычно ему хотелось, чтобы этот день сопровождался каким-нибудь ярким событием, которое впечатывалось бы в память словно красочный слайд, и он всегда сокрушался, если вместо слайда получался блеклый оттиск. Двадцатилетие, съеденное до середины сном, стало бы самым блеклым днем рождения из всех, если бы не случилось всего того, что произошло накануне. Потянувшись на своем плюшевом диване, Раздолбай с наслаждением перебрал в памяти слайды недавних впечатлений и подумал, что после такого накала «своей жизни» желать сию минуту ярких событий будет излишеством. Прикинув, что праздновать ему, кроме как с родителями, все равно не с кем, он решил использовать остаток вечера, чтобы побыть хорошим сыном. Мама должна была оценить, что отметить круглую дату он решил с ней, а знать об отсутствии выбора ей было не обязательно.